Также дело не клеилось и с самим объявленным Каликстом III Крестовым походом, все европейские монархи много что обещали, но ничего не делали, особенно после того, как была снята осада с Белграда силами самих венгров. Каликст III ругался, грозился карами, но пока мало на что мог повлиять, кроме того, что его ссора с Альфонсо V всё больше нарастала и нарастала, грозясь вылиться уже в прямое военное противостояние.
Об этом я узнал от Родриго Борджиа, который печалился мне в письме, что дядя не хочет идти путём компромиссов, не слышит его советов помириться с могущественным королём, а вместо этого продолжает эскалацию этого и без того затянувшегося конфликта.
Пришла мне также весточка от сеньора Веспазиано, он с сожалением сообщал мне что Ефремов кодекс синьор Косимо Медичи отказался мне продавать за любые деньги, считая его семейной реликвией, но пообещал обсудить это вопрос, если я лично приеду во Флоренцию и погощу у него во дворце.
Причём уже от себя сеньор Веспазиано писал, что это очень необычное предложение, с которым он никогда не сталкивался раньше, явно было видно, что флорентиец очень заинтересован знакомством со мной. Так что рекомендовал, если я хочу получить хотя бы копию кодекса, выделить время для этого путешествия и знакомства.
Из Кастилии же мне писал дедушка и изредка дядя Педро, чаще всего приходили письма от Гонсало Чакона, который скрупулёзно и подробно описывал на что и как были потрачены стабильно мной отправляемые ему деньги, на поддержание достойной жизни инфантов. Кроме этого он рассказывал об учителях для них, их способностях к изучаемым предметам, не забывая сделать так, чтобы в письмах всегда появлялись отпечатки маленьких ладоней, как сам факт того, что они знают и о моих письмах им, сопровождаемых подарками, и о том, какую я роль играю в их обновлённой жизни, поскольку вкладываю в это средства, на данный момент значительно превышающие те, которые на содержание инфантов выделяла корона.
Смотря его последний отчёт, я задумался.
— «По-хорошему нужно будет в апреле наведаться в Аревало, повидаться с инфантами, а то золото конечно золотом, но личное общение между нами должно быть».
В дверь комнаты постучали, и я перевернул письма, прежде чем ответить.
— Да?
— Сеньор Иньиго, — в проёме показался Алонсо, — к вам тот мавр, что приезжал пару месяцев назад. Только в этот раз он в сопровождении какого-то сильно загорелого итальянца.
— Убери письма в шкатулку и пусть их пригласят, — распорядился я, и он позвал Глорию, чтобы всё аккуратно убрала у меня со стола, сам же ушёл вниз.
Вскоре появился молчаливый Бернард, с ещё тремя людьми, вставшими за моей спиной, после чего Алонсо пригласил войти гостей.
— Сеньор Фарадж, какая встреча, — удивлённо воскликнул я, — я было посчитал, что вы забыли о нашем разговоре.
— Не забыл ваше сиятельство, — склонил он голову, — наоборот отнёсся к ней с максимально возможной серьёзностью.
— Да? — я показал, что они могут сесть на придвинутые Алонсо стулья, — расскажите же мне пожалуйста об этом, мне не терпится скорее узнать.
— Позвольте для начала представить моего спутника — Микеле де Мальта, — показал он на молодого человека и правда очень смуглого для итальянца, будто он много времени находился под палящими лучами солнца.
— Он моряк? — выдвинул я своё предположение, на что на смуглом лице итальянца показалась белозубая улыбка.
— Ваше сиятельство прав, — кивнул он, — я в первую очередь — моряк.
Его оговорка заставила меня прищуриться и понять, что возможно не стоит разговаривать при всех о таких делах.
— Что же, — я перешёл на арабский, — о делах я думаю можно поговорить и за ужином, в более приватной обстановке, пока же можете остаться у меня в гостях.
Мудехар моментально всё понял и низко мне поклонился.