Выбрать главу

— Что за глупость, какая-то там черная шляпа! — перебила меня Жюльетта, — Речь идет о жизни и смерти, а ты об этой дурацкой шляпе.

— Вовсе не дурацкая! Дурацкая шапка — колпак с бубенчиками, что надел Ришелье, когда по наущению герцогини де Шеврез плясал сарабанду перед Анной Австрийской! А у виконта дворянская шляпа, широкополая, с перьями. Моя, наверно, хуже!

— Оставь шляпы в покое! Будет время, я достану тебе шляпу в сто раз лучше, чем у виконта, нашел чему завидовать!

— Сомневаюсь.

— Не сомневайся. Скажи лучше, что ты знаешь о бароне де Невиле.

— У де Невиля новая лошадь. Он ее купил совсем недавно у де Гиша, а тому продал его приятель Шарль де Сен-Реми. Отличный конь! Английский жеребец. Кличка Дуглас. А любовница старая — твоя подруга маркиза.

* * *

— Лучше бы было наоборот, — вздохнула Жюльетта, — это все, Ролан?

— Это все, Жюль…етта, / я шепнул ее имя тихонько./

— Шляпа, лошадь… одни глупости в голове у этого мальчишки?

Я тихонько засмеялся и пропел вполголоса:

''Во что-то надо верить, о чем-то надо петь,

И на ноги примерить, и на голову надеть?

— Откуда это?

— Да так, старая песенка. Сочинил ее когда-то давно Шарль де Сен-Реми. Помню, там еще такие слова были:

''Интриг я не любитель, в политике профан,

Что делать дворянину, если он не Д'Артаньян?

Жюльетта вздохнула:

— А время идет!

— Подожди…Еще не вечер!

И тут нам неожиданно повезло! Мы сидели себе в уголке, для вида заказав кисленькое винцо и довольно съедобный обед, ели-пили потихоньку, поджидая кого-нибудь из друзей нашего фрондерского детства. Мы сравнивали себя с рыбаками, закинувшими удочки в ожидании, пока клюнет какая-нибудь рыбешка. Хоть мелкая, да наша…

''Ловись, рыбка, большая и маленькая' , — пробормотал я, чокаясь с Жюльеттой. Но Жюльетта недаром воспитывалась у монахинь. Она напомнила мне о Чудном Улове Рыбы и процитировала Иисуса:

`'Я сделаю вас ловцами человеков' .

— Ого! Кажется, нам повезло! Бог нас услышал!

— Что такое? — спросила Жюльетта — она сидела спиной к двери и не видела вошедших.

— Не оборачивайся! Какие к нам плывут… крупные рыбы…

Я развел руками как хвастун-рыбак.

— Кто?

— Не оборачивайся! Я говорю,…крупные рыбы… Есть вариант: прилетели птицы высокого полета. Нам повезло больше, чем мы ожидали!

— Да кто, не томи!

— Знаешь, кого занесло в эту харчевню?

— ?

— Сюда явились маршал де Граммон и граф де Ла Фер, и с ними целая компания каких-то лихих парней, судя по всему, ребята серьезные!

— Что они делают?

— Разговаривают.

— Но у них свои дела.

— Конечно. Пусть обсудят свои дела, а мы пока прикончим это винцо. А потом я, Ролан де Линьет… закину удочку. А наживкой будет…

— Что?

— Наша песня, Жюльетта, наша песня!

И я тихонько просвистел несколько тактов 'Фрондерского ветра' . Глаза Жюльетты вспыхнули.

— О да, Роланчик, ты умница, на такую наживку как "Фрондерский ветер' и граф и маршал наверняка клюнут! — восторженно сказала графиня де Фуа и, продолжая разыгрывать гвардейца, разлила остатки вина.

— За удачу, Роланчик!

— За удачу, Жюльетта! Ой — прошу прощения — Жюль!

9. СИЛА СОЛОМУ НЕ СЛОМИТ!

/Продолжение мемуаров/

Нам не пришлось долго ждать: беседа графа, маршала и их приближенных оказалась недолгой. Я находился в очень удобном положении: меня было незаметно, тогда как я прекрасно видел происходящее и не спускал глаз с их компании. Маршал Граммон, по всей вероятности, знакомил графа де Ла Фера с этими молодцами.

Поднялся рыжеволосый великан с пышными усами и бородой. Граф протянул ему руку, которую парнище почтительно пожал. Они еще о чем-то говорили минут пять, сблизив головы. После этого граф вручил великану какой-то мешок. Парень запустил руку в мешок и показал содержимое своим товарищам. Те пришли в восторг и хотели было закричать не то 'Ура! ', не то 'Да здравствует граф! ' — но граф сделал предостерегающий жест, парни притихли и начали прощаться.

Все свои наблюдения я тихонько пересказывал сестре, и мы пришли к единому мнению: это неспроста, затевается какое-то опасное предприятие, участниками которого будут рыжий великан и его отряд, а вдохновителями — граф де Ла Фер и де Граммон.

— Ну что же ты? — нетерпеливо спросила Жюльетта, — Иди же, Ролан! Иди, пока они не ушли!

А мне вдруг стало очень страшно. Нет, не мести де Фуа я испугался! Я боялся так запросто подойти к таким знаменитостям, я, маленький паж… А если они мне не поверят? Посмеются да прогонят, и я буду вынужден с позором удалиться.

— Мы же решили… Песня будет как пароль.

— А почему они должны поверить моей песне?

— Нашей песне, — поправила сестра, — Их тоже, Ролан. Это же наши!

— А если они мне не поверят? Нашу песню не только друзья знали. Боюсь я, ужасно боюсь, Жюльетта.

— Раньше ты никогда не произносил слово боюсь. В Доме де Линьетов не было трусов!

— Но я правда боюсь!

— Что ж, — сказала Жюльетта, этак презрительно сощурившись, — Тогда уходим. Пусть все остается на своих местах. Пусть Бофор воюет поврежденными пушками. Пусть все погибнут, потому что Ролан де Линьет струсил!

— А ты? Почему я? Почему бы тебе самой не обратиться к ним? — Жюльетта посмотрела на меня, и я понял, что она, удивленная и испуганная такой реакцией монахинь и придворных, предпочитает держаться в тени.

— Ты права, Жюльетта. В Доме де Линьетов не было трусов. Прости мне эту минутную слабость. Я просто очень разволновался, но это пройдет! Уже прошло!

— Вот и умница, Роланчик. Иди. С Богом, малыш!

— Позвать их сюда?

— Да, да! Я жду!

Ноги мои сделались как тряпочные, но я выбрался из-за столика и, стараясь держаться как можно непринужденнее, направился к Атосу и Граммону, которые продолжали свою беседу. Веселая компания рыжего парняги уже удалилась, хохоча и бряцая шпагами. Я подошел к столу, поклонился и вполголоса пропел: 'Фрондерский ветер веет над страной…" Граф и маршал переглянулись и удивленно взглянули на меня.

— И 'Фрондерский ветер' принес к нам такого малютку? — насмешливо спросил герцог де Граммон. А граф де Ла Фер ничего не сказал, но смотрел на меня с лукавой, но добродушной улыбкой.

Тогда я вспомнил, что мне рассказывали о захвате Города вояками генерала де Фуа.

Когда фрондеры вывесили белый флаг, и Генрих Д'Орвиль заявил роялистским послам, что сдает Город армии короля, защитники Города бросали оружие, а люди де Фуа срывали с их шляп соломенные жгуты и выдирали из-за лент пучки колосьев — фрондерские знаки отличия. Де Фуа наблюдал за этим, сидя на коне, и тогда произнес фразу, которую потом повторила вся страна — кто с ненавистью и отчаянием, кто со злорадным торжеством: 'Сила солому ломит!

А я сказал: 'Сила солому не сломит! ' Граф и маршал опять переглянулись.

— Господа, — тихо сказал я, — Простите за дерзость, что я, не имея чести быть представленным вам, осмеливаюсь отрывать ваше время, но, клянусь честью, только вещи чрезвычайной важности побудили меня обратиться к вам.

— Мы готовы вас выслушать… молодой человек, — сказал с улыбочкой граф де Ла Фер, но, кажется, смотрел на меня как на несмышленого малолетка.

— Но просим покороче, юноша, — проворчал маршал, — В одном предложении два раза слово 'честь' , ужасно, не правда ли, Атос?

— Такому ребенку можно простить, — усмехнулся Атос.