Самым большим подарком на Восхождение была бы возможность хоть на какое-то время остаться с Шерон наедине. У них оставался всего один день… Одна ночь.
Столпы искр взмывали в по-вечернему светлое небо, где подобно солнцу сияла Новая Звезда, затмевающая собой все остальные. Самая светлая ночь была символом смены года, после которой звезда медленно пропадала с небосклона, оставляя чёрную беззвёздную, безлунную материю. Самая тёмная ночь — конец Восхождения, конец праздников.
Но пока зимние гулянья продолжались, и приглашённые высыпали из бального зала на улицу и смотрели яркое представление. Вспышки салютов взметались в небо, взрывались и под свист и смех пылью оседали на землю. Огненные змеи крутились в воздухе, изгибались, переплетались, создавая причудливые фигуры животных: от птиц до драконов.
— Это феникс? — спросила Шерон, удивлённо глядя на только сформировавшуюся картинку.
— Наверно. — Эдвард не успел рассмотреть — змеи уже разлетелись.
Они стояли на площадке, облокотившись на перила и смотрели в небо. Из открытых дверей бального зала всё ещё играла музыка. Её заглушал гром разлетающихся кольцами салютов, но Эдвард всё равно услышал необычайно нежную, тянущуюся, обволакивающую мелодию. Она была почти осязаема: вибрирующая под пальцами, гладкая, как мрамор, и такая же необычно тёплая, если прикасаться к ней достаточно долго. И она пахла цветами…
Эдвард вздрогнул и повернулся к Шерон. Это не музыка пахла, это аромат духов чудом пробился к нему сквозь морозную свежесть, смешавшуюся с запахом горячей волшебной пыли. Эдвард взял Шерон за руку, наклонился к её уху и прошептал:
— У меня есть идея. Не то чтобы я хвастался, но я знаю, как отсюда выйти в холл, минуя бальный зал.
Она захлопала глазами, а потом её брови взлетели, рот округлился. Она сильнее сжала ладонь Эдварда и кивнула.
Вскоре гости начали возвращаться в зал, и, выждав момент, потерявшись меж ярких пар, оборок и цветов, они исчезли, осторожно ускользнули, никем не замеченные. Они пробежали по идущей вдоль замковой стены площадке и завернули за угол. Там, у высокого окна, Эдвард сделал пару пасов, и створки с лёгким скрипом послушно открылись. Он подсадил Шерон на подоконник, и вскоре они оба оказались в длинном пустом коридоре. Сквозь незашторенные окна лился свет Новой Звезды. Но полюбоваться лунными дорожками на паласе Эдвард не дал: схватил Шерон за руку и, оглядываясь в сторону зала, поманил за собой. Они проскользнули к самой дальней узкой лестнице, поднялись по ней и неожиданно синхронно рассмеялись. Они наконец расслабились, не чувствуя обращённого на них цепкого взгляда. Если их отсутствие и заметили, они были достаточно далеко, чтобы не волноваться об этом.
Когда они преодолели площадку второго этажа и продолжили подниматься к третьему, улыбка Шерон стала шире, её глаза блеснули лукаво и с предвкушением.
В большом холле, меж расходящимися коридорами, заставленном цветами, где шторы также были открыты и звёздный свет наполнял помещение волшебной таинственностью, Эдвард прижал Шерон к себе и поцеловал. Его руки легли ей на талию, её — обвили его шею. И какое-то время они не двигались — наслаждались. Они цеплялись за мгновение, поддавались чувствам. В разгар бала их не стали бы искать. Они были предоставлены сами себе, и только они теперь решали, как потратить украденное время.
Шерон застыла на пороге комнаты, и душа ушла в пятки. Мадам Фрешер сидела на кровати, скрестив руки на груди, и строго глядела на вошедшую дочь. Было не больше шести утра, Шер рассчитывала вернуться никем не замеченной, теперь же сбывались её самые худшие страхи. Она, сжавшись, закрыла дверь и встала напротив матери, глядя в пол, как провинившийся ребёнок.
— Ну и где ты была, милая моя? — процедила мадам Фрешер, постукивая по руке сложенным веером.
— Я проснулась раньше и…
— Не ври! Я не выходила из этой комнаты с момента, как закончился бал! Ты здесь даже не появлялась. Как невежливо было уходить, Шер! И мне очень интересно, что именно ты сочла более важным в сравнении с королевским балом?!