Шерон распахнула глаза. У неё пересохло в горле.
— Я… Мы… — Она откинула распущенные волосы назад. — Я была с его высочеством, мама, — выпалила она. — Мы… гуляли.
Она опустила глаза, густо краснея и дыша через рот. Мадам Фрешер вспыхнула.
— Ты… Вы что?! — переспросила она, хватаясь за грудь.
Шерон потупилась.
— Ты хоть понимаешь… — проговорила мадам Фрешер, задыхаясь от возмущения. — Ты хоть понимаешь, к чему приводят ваши, ха, прогулки?! Ты понимаешь, что вредишь этим самой себе? Своей репутации! Ты, — она встала и пошла на дочь, размахивая веером, — глупая девчонка! Посмотрите-ка, кто влюбился в принца! Ха! И ты думаешь, что он в итоге на тебе женится? — Шерон побледнела. — Чёрта с два, девочка моя.
— Но!..
— Никаких «но». Я знаю, о чём говорю. Он не твоего полёта птица, Шерон. Пройдёт время — два года, год, может, пара недель, — и он найдёт себе другую, и она будет лучше: красивее, богаче, талантливее. Она сможет дать ему то, что не сможешь ты. А всё то, чем вы занимаетесь сейчас — прогулки! Ночью! — всё это будет забыто. Потому что для мужчин это так неважно.
Её глаза зло сверкнули.
У Шерон дрожали губы, глаза предательски щипало. Она старалась держаться до последнего, но стоило моргнуть, и горячие капли покатились по щекам. Горло сдавливало от рыданий.
Мадам Фрешер покачала головой.
— Стоит сначала думать, дорогая моя, — спокойнее проговорила она. — Отойди.
Как только дверь за матерью закрылась, Шерон бросилась на кровать и зарыдала в подушку.
Через пару часов как ни в чём не бывало леди Фрешер стояли у поданной кареты. Мадам Керрелл прощалась с гостями, улыбаясь и говоря дежурные фразы, которые повторила уже несколько раз за утро для каждых отъезжающих. «Были рады вас видеть». «Вы выглядели бесподобно на этом балу». «С Восхождением вас». И каждый отвечал что-то такое же обычное, что сказал бы любой порядочный гость после праздника в любом хозяйском доме, но с большим придыханием — они общались с королевой: «Сердечно благодарим за приглашение», «Это такая часть побывать на вашем приёме», «И вас с Новой Звездой».
Эдвард стоял рядом с помощником матери и не сводил глаз с Шерон. Она выглядела подавленно, но всё же находила в себе силы улыбаться принцу, и улыбка её была полна надежды и веры. Она так хотела снова приехать во дворец через месяц, на день рождения Эдварда. Даже если бы мать не отпускала её от себя, это был бы большой подарок. Для неё в первую очередь.
Эдвард не знал о том, что сказала дочери мадам Фрешер, и полагал, что Шерон просто не хочет уезжать. Он мечтал поцеловать её на прощание, помочь сесть в карету, но правила приличия вынуждали стоять позади матери и смотреть, как дамам помогает подняться в салон лакей. Вот он закрыл дверь, водитель — Эдварду нравилось это новомодное слово намного больше, чем «кучер» — занял своё место в кабине, и Шерон в последний раз махнула ему рукой. Мадам Фрешер хмыкнула и неодобрительно поджала губы.
Как только карета выехала за ворота, мадам Керрелл устало выдохнула.
— Сколько ещё гостей должно уехать? — повернулась она к помощнику, господину Ларсу.
Тот взглянул на список.
— Ещё шесть семей, ваше величество. Следующие гости уезжают через полчаса. Желаете проводить и их лично?
— Ох, Ларс. — Мадам Керрелл устало покачала головой.
Они вошли в замок, и она скинула с плеч тёплый плащ, который тут же подхватил мальчишка-слуга. Эдвард и господин Ларс тоже отдали ему свои накидки. Поколебавшись, Эдвард окликнул мать, которая медленно шла к ступенькам главной лестницы. Она остановилась и вопрошающе взглянула на сына.
— Мы собираемся праздновать мой день рождения, верно? — спросил Эдвард, поравнявшись с ней.
Мадам Керрелл прищурилась и едва заметно улыбнулась.
— Кого ты хочешь пригласить в этот раз, Эд?
9
Филипп старался не думать об этом так часто. Он отправил прошение после зимних праздников, чтобы не отвлекать мадам Монтель и не казаться навязчивым, но прошла зима, подходила к концу весна, а ответ он так и не получил. И не знал, получит ли. Наверно, идея изначально была проигрышная и ему даже не стоило пытаться. Кто он такой, чтобы хотеть чего-то от работников Советов?
А между тем срок его службы заканчивался. Отец не позволил оставаться в Вистане дольше, и Филипп не мог ослушаться, но внутри всё протестовало и кричало, что так нельзя, так нечестно, в такое время глупо разбрасываться хорошими бойцами! А он ведь был хорошим бойцом. Он знал это. Он показывал это столько раз во время тренировочных боёв. Даже против волшебников, даже против стихийников. Командир не позволял никому поддаваться, а Филипп такой вариант и не рассматривал.