Тогда Анна хмыкнула, но говорить ничего не стала, хотя ей это показалось опрометчивым шагом. Как он мог быть уверен, что она не прятала ничего в рукаве? Что не притворялась, втираясь в доверие, и не готовила ловушку?
У неё же было столько шансов! Столько возможностей. Анна знала, что обязательно встретит Филиппа в лесу, они снова покатаются, постреляют, поссорятся, не сойдясь во взглядах, — и перескочат на другую тему, будто ничего и не было. Она покажет ему, на каких из непротоптанных королевскими охотниками территориях прячутся необычные звери, а он расскажет, как не попасться патрулям. И потом они расстанутся, безмолвно согласившись встретиться на следующий день.
И ведь Анна возвращалась. Постоянно. В лес её тянуло, и каждый раз борьба с собой завершалась проигрышем. Заканчивались причины, почему ей нужно было охотиться. И Анна начала задумываться, что нравится ей не то, чем они занимаются, а сам Филипп. И тогда хотелось убить его ещё сильнее. Он её уже не боялся, если боялся когда-нибудь вообще; доверял, предоставляя столько возможностей убить себя и магией, и стрелой. Ей так хотелось это сделать! Несколько лет она мечтала. Каждый раз, когда видела охотничью свиту в королевских угодьях, прячась тенью на ветвях. Как можно было так просто сдаться?
Но она сдалась.
Филипп разрушил давно сложившийся в голове образ, и Анна осталась в замешательстве от такого несоответствия.
— Вот скажи мне кто-нибудь, что принц Пироса настолько отвратно владеет огненной магией, не поверила бы, — бурчала Анна, подперев подбородок ладонями.
Сидя на пне, она со смесью недоумения и раздражения наблюдала, как Филипп уже который раз силился поджечь наконечник стрелы. У Анны это получалось в два счёта, но магия никак не хотела подчиняться Филиппу, и всё, что он делал — напрягался, пускал слабый поток по древку стрелы, и только казалось, что сейчас всё получится, как поток гас, так и не превратившись даже в самый бедный огонёк. Анна обречённо вздохнула. Он был безнадёжен.
— Да пошло бы всё к чёрту! — воскликнул Филипп, бросая лук на землю и запуская в дерево огненным шаром. — Почему я могу так и не могу поджечь чёртову стрелу?!
— У тебя ничего не получается, потому что ты не можешь сосредоточиться. — Анна подняла глаза на Филиппа, и он прочёл в её взгляде немой вопрос.
Он сжал кулаки.
— Зимой я отправил очень важное письмо. И мне до сих пор не пришёл ответ, а от него зависит так много! Если мне ответят положительно, я вступлю в Альянс и смогу сделать хоть что-то. Я не буду должен отсиживаться сложа руки, просто потому, что мне не позволяют действовать. Но… Кажется, я снова облажался. И я не понимаю почему…
— Да ты прямо серьёзно настроен! — хмыкнула Анна. — Мне нравится.
Она тряхнула головой, мол, какую ерунду сказала. Филипп грустно улыбнулся и начал мерить поляну шагами. Он держал руки в карманах, хмурился, разочарованно вздыхал и пинал попадающие под ноги ветки.
Анна прикусила губу и едва слышно прорычала что-то себе под нос.
— Ты выглядишь ужасно уныло, Керрелл! — заключила она, поднимаясь на ноги. — Где твои идиотские мечи? Давай попробуем с ними, а не с магией. Тебя же явно веселит, когда лажаешь не ты.
Анна изогнула бровь, иронично улыбаясь. Филипп остановился и медленно кивнул.
Она плевалась каждый раз, когда он приезжал с двумя длинными мечами, но позволяла себя учить. С оружием Анна обращалась из рук вон плохо: не технично, слишком агрессивно! Она была так же безнадёжна в фехтовании, как Филипп в контроле энергии, зато быстро научилась держаться в седле. В этом была её очередная победа над ним: теперь она могла шутить, что уже и лошадь «освоила», а Филипп всё ещё не научился летать.
От других такие замечания показались бы обидными, но не от неё. Они не соревновались. Филиппу нравилось, что они могли чему-то друг друга научить. Хотя бы попытаться. Что ему могли дать девицы на балах? Наследников, о которых твердила мать, представляя ему очередную молоденькую графиню? Это его интересовало в последнюю очередь. О каких наследниках могла идти речь, когда на юге гремела война!
С Анной же у них оказалось на удивление много общего, в её компании Филипп расслаблялся, почти не думая о делах, о проблемах. Он занимался тем, что ему нравилось, и обсуждал то, что ему нравилось. И это было хорошо. Почти правильно…