-- Армия и флот.
-- Не нападайте на бюрократию.
-- Бюрокр...
-- Не касайтесь проституции.
-- Прост...
-- Не выводите на сцену писателей, жонглеров, негров, зубных врачей, кельнеров...
-- Постойте, сейчас.
-- Вдов, инженеров, депутатов, крестьян, миссионеров.
-- ... онеров.
-- А дайте слушателям здоровую, свежую, простую пищу.
-- Пищу.
-- К чему вы "пищу" записываете. Это уж явится само собой!
-- Само со... тьфу!
-- А главное: не слушайте никаких советов. Пишите то что Бог на душу положит. Пишите, как и что хочется, и выйдет хорошо. Я уверен, что выйдет прекрасно.
Драматург благодарит за совет и раскланивается,
... Летом все отдыхают: барин, чиновник, депутат.
Работает один только драматург.
2. Беллетрист.
Беллетрист был недоволен. Работа не клеилась. Поминутно приходилось делать помарки. А этого он очень не любил.
Он прочел пятую главу. Положительно ее надо было зачеркнуть всю. Придуманные разговоры, вялый диалог. А между тем, в пятой главе "он" объяснялся ей в любви и "она" его отвергла,
-- Так нельзя писать, -- сказал себе писатель, похоже, что это перевод какой-то.
Он стал вспоминать, когда последний раз объяснялся в любви? Как это было?
Он отложил перо и подпер голову кулаком. Со стороны было похоже, что он обдумывает нечто очень важное, головоломное.
Это было... ба!.. это было в прошлом году. С Марьей Семеновной. Да. Марья Семеновна. Высокая... Осенью... -- Мари, -- сказал он и взял ее за руку: -- Мари! Она повернулась к нему и... что же было дальше?
Он вспомнил, что дальше ничего не было. То есть было, и даже скверно кончилось. Но без слов. Слов при этом было очень мало произнесено. Мари -- и все тут. Ему стало досадно. Разве можно так поступать? Эти женщины решительно ничего не понимают в жизни и как они слабы. Боже мой! До чего они слабы, немощны, наивны! Позовешь их и... А этого нельзя напечатать. "Мари и"... какой же это роман? Критика скажет, что с глухонемой сошелся. Или дурой. Между тем, героиня ни в коем случае не должна быть глупа. Напротив, она во главе движения и знает языки.
-- А как было с Лелей? -- продолжал вспоминать писатель. Леля прекрасная девушка, но положительно ничего толком вспомнить нельзя. Эта напротив, говорила так, что приходилось останавливать. Да, но; в первый раз, первый? Черт возьми выходило так, как будто первого раза вовсе и не было!
-- Вот неудачный роман, -- думал писатель! У Икса превосходны все любовные сцены. А почему? Потому что жена интересная. Ему всегда везет. А критика расписывает: "Что за наблюдательность! Что за знание души!" Какая там, к черту, душа? Дайте мне такую женщину, и я не хуже сделаю. Но, если попадаются манекены или вертушки, то, разумеется, из ничего выжать нельзя. Тут Лев Толстой спасует и Достоевский руки опустит.
-- Не везет мне с женщинами, -- досадливо решил беллетрист -- Очень не везет. Потому что, будем говорить откровенно, суть не в количестве, а в качестве. А насчет качества у меня именно швах.
Писатель вдруг замолчал. Он вспомнил про Сергеевскую. Это была высокая блондинка, с молчаливыми, голубыми, глазами,
-- Да-а, -- раздумчиво протянул он; -- да это было... было...
Вышла скверная история. Неосторожная встреча. Сергеевская видела его, вместе, с другой на извозчике. Надо было сознаться; он почему-то утаил, солгал глупо, по-мальчишески, Она ушла. Конец.
Писатель вспомнил ее письма -- тогда, до того, как они сошлись, прекрасные стильные письма и длинные, главное очень длинные. Там было много материала. Обо всем, на разные темы. И для пятой главы это просто клад. Да и третью можно бы нафаршировать и пролог начинить.
Да, но Сергеевская потребовала письма обратно. Не надо было их давать, черт возьми! Не надо было -- упрекал себя беллетрист. Или по крайней мере, снять копия. Можно было заказать списать, на пишущей машине какой-нибудь бедной девушке. Вот и бедная девушка имела бы заработок. Ведь их жаль -- этих несчастных переписчиц: стучат целый день на машине и зарабатывают гроши. Да что день! Ночью сидят, если срочно. Их эксплуатируют кулаки...
-- Как же теперь быть?
Беллетрист прочел снова пятую главу. Нехорошо. Совсем нехорошо. Хуже, чем ожидалось... Нет, так работать дальше нельзя.
Эти письма были кладом, сокровищем -- и он легкомысленно выпустил их из рук. Хорошо, что Икс, не знает! Он смеялся бы над ним! И был бы прав. Был бы трижды прав.
Вспомнить эти письма не было возможности. Прошел уже год. Кроме того, вся суть была именно в стиле, в чистоте, в искренности, в правдивости. Как это подделать? Этого нельзя подделать. Беллетрист посмотрел на часы. Скоро вечер. Гм... А не помириться ли с ней? Просто взять и поехать. В сущности она славная девушка. Адрес? Можно попробовать поехать по старому адресу. Там укажут, если она выехала. Да, а как быть с m-lle Louise? Ну, ей об этом визите знать не полагается. Наконец, m-lle Louise, так странно стала вести себя за последнее время. Куда-то исчезает, дважды ее не была дома, опаздывает.