Доплыли - преодолён первый барьер, второй раздать детей родителям и свобода. А нет, третий избавиться и от женишка и сделать глубокий вдох воздуха. Саша не отлипал, на мои вялые намёки, не реагировал. Играл в примерного семьянина. Он никак не хотел принимать то, что я не согласна быть его женой. Игорь увидев нас вместе, уехал. Это к лучшему, выдерживать разборки я сейчас не в силах.
Детей разобрали и мои планы поменяли - сразу в больницу, не могу, я не вынесу больше этой пытки. У меня будто поменяли положение всем мои внутренние органы. Может у меня всё таки рак ? Надеюсь, у меня какая-то неизлечимая болезнь. Всё что угодно, только не блевотный красный цвет, который возникал перед глазами каждый раз, как только я их закрывала.
Саша отказался вызывать скорую, сказав что это неразумная трата государственных средств. Возможно. Может и на моё лечение им лучше не тратить деньги? Но я не так идеалогична как Плоткин, я эгоистка, я хочу за счёт государства приобрести себе спокойствие, а потом и возможно потратить их деньги на лечение. А есть ли цена моей жизни? Сейчас я чётко сознавала, что я вредитель, от которого бы неплохо было избавиться. Но инстинкт самосохранения меня толкал вверх, несмотря ни на что. Как росток, который пробивается сквозь асфальт. Да, я несмотря ни на что хочу жить! Путь и не долго! Единственное я хочу жить со спокойной совестью. И пока есть надежда, я буду стремиться к этому.
Плохо помню как попала в приёмное отделение. Капельницы, прочистка кишечника , клизмы и прочее,- совсем не улучшали моё состояние. Отнюдь. Мне хотелось чтобы меня оставили в покое. Но с каким-то ненормальным энтузиазмом врачи придумывали всё новые и новые процедуры. В конце концов мой организм не выдержал этих издевательств и вырубился.
Темно и так тесно . Как будто я в набитом людьми автобусе и меня сжимают со всех сторон, не давая полноценно вдыхать. Воздух холодный, но совсем не свежий. Смрад, вдохнув который, хочется перестать дышать вовсе. Вдох, ещё вдох и я отказываюсь наполнять свои лёгкие этой смердятиной. Я в панике, не знаю что делать. Едь если не дышать, то смерть! Бьюсь в этой жуткой темноте как птица в клетке, которая и понятия не имеет, что ей уже не вырваться. Но она пытается и думает, что всё ещё что-то может изменить, что от неё что-то зависит. Несмотря на все мои истерики, я всё же дышу и едкий запах заполняет меня до отказа.
Начинается следущий этап - стоны. Над самым ухом, рядом, прямо передо мной - мучительные, протяжные, жалобные и истеричные. Кажется я не могу их выдерживать и поддавшись стадному инстинкту начинаю вести себя как они. И уже не так страшно и тяжело. Поддавшись общему настроению я воняю как они, я стону как они. Это какой-то ад! Эта мысль растеклась по моему вялому сознанию и пока я цеплялась за неё, стало светать. И вроде бы мимолётное облегчение, настигшее меня сразу же сменилось очередной паникой. Вокруг стали появляться безобразные лица, тела, вурдалаки и прочая нечисть. А я стояла посреди всего этого голая. Хоть я уже и воняла как все и орала не переставая, всё же была слишком красивой на фоне всего уродства и безобразия. Но вот нога начала чернеть и покрываться язвами. Эта чернота стала распространяться по моему телу, как заразная болезнь. Не быстро, медленно, так что казалось что мне всё это кажется. Ад! Я точно в аду. Что делать? Я умерла? Но мне совсем не спокойно ! Я не хочу тут остаться навечно. Я хочу жить! Я смогу жить!
Бабушка. Цеплялась за воспоминания, как за что-то спасительное. Бабушка всегда хотела одеть на меня крестик! А отец как заядлый коммунист срывал и говорил, что всё это бред! Вера - опиум для народа. На что бабушка смиренно грустно смотрела на него, но меня учила тайком читать молитвы и рассказывала про Бога. Это было в глубоком детстве. Я выросла и поняла, что отец был прав - технологии , космос, прогресс, - всё говорило о том, что человек может сам со всем справится, Бог ему только помеха. Но теперь! Я не была так однозначно настроена. Слишком много всего произошло в «Буревеснике» . Есть дьявол я это точно знала, но значит должен быть и Бог!
Кажется прошла целая вечность! Мне бы прочить молитву, но я не помню. И мой мозг отказывается мне подчиняться. Он и так переработал. Я перестала делать усилия и всё только усугубилось: вонь, крик, теперь я знала это голоса из преисподней. Я становлюсь потихоньку её частью. Одна моя нога уже была также безобразна как всё вокруг. Нет, так ещё хуже. Так меня поглощает тьма. «Господи помоги!» Вырвался крик о помощи откуда-то из груди. Я не помню ни одной молитвы, хотя я их кажется и знала всего две. И только два слова, которые я могла соединить в своём больном и частично атрофированном сознании. Повторила их кажется сотню раз, это было лучше, чем истошно орать. От этих слов исходил свет. Мне так казалось. Но тем не менее, толка никакого не было. Я так устала.