— Очнулся?
— Угу…
Сталкеры, сидевшие у костра, зашевелились, уставились на Толика.
— А что со мной? — хмуро поинтересовался он.
— Болевой шок, усталость… ну и небольшая слабость от потери крови, — объяснил Шура. — Извини, браток, это я тебя. Я ж не знал, что ты с нами, думал: бандюк гонится… Голова-то кружится?
Толик с трудом сел, подтянул затекшие ноги. Моня тут же заботливо поправил черную курточку, которая сползла с плеча и перебинтованной руки.
— Есть немного, кружится. Да я понимаю… — Парень пошевелил рукой, проверил, движутся ли пальцы. — Хорошо ты меня забинтовал. Давно я так лежу?
— Больше часа. Мы тебя сперва волокли, потом стало темнеть, решили на ночевку встать.
Очкарик присел и подкинул в огонь принесенных веток — и без того слабое пламя опало, придавленное сырым хворостом, костер зашипел, дым повалил гуще.
— Ну я ж не мог знать… — снова стал оправдываться снайпер. — Смотрю, вроде как бандюк, курточка эта твоя черная с толку сбила…
— Да брось… — Толик машинально махнул рукой, дескать, все в порядке, не извиняйся, и в раненом предплечье вспыхнула боль. — Тем более что я и есть… был… В общем, ладно.
«Надо же, — подумал он, — еще оправдывается…». По всем делам сталкеры должны были его шлепнуть или, во всяком случае, бросить там, где он свалился. Так нет же, волокли на себе, да и остановились, конечно, из-за него. Потому что ночью нести опасно. Не бросили, в общем. Чудные люди…
Он пошевелил рукой, на этот раз осторожнее — вроде ничего, не очень больно. Потом посмотрел на ПДА. Машинка снова отключилась.
— Вот тебе и раз, — Толик с досадой покачал головой, — опять не работает. Несколько дней не барахлила, и на тебе! — Он постучал пальцами по монитору, компьютер пискнул, мигнула лампочка — сперва красным, потом зеленым. ПДА ожил, пропищал несколько звуковых сигналов и стал перезагружать систему.
— О, гляди-ка, — констатировал Слепой, — у него новая жизнь началась. Это, парень, тебе знак свыше. Начни все сначала!
— Да, — с энтузиазмом подхватил Моня, — идем с нами! Новую жизнь начнешь, все будет хорошо.
— Точно! — ухмыльнулся Слепой. — Это как сталкер Петров решил новую жизнь начать, трезвую и правильную. Сказал, что бросает пить, с утра умылся, побрился, оделся во все чистое, глянул на себя в зеркало — ну писаный красавец! И так ему это дело понравилось, что он под вечер снова напился, подрался, в грязи вывалялся. И все для чего? Чтобы с утра новую жизнь начать!
— Не, ну я это… — начал было Толик и запнулся, потому что сам не знал, что он собирается сказать.
— Ты ж не сталкер Петров, — успокоил его Слепой. — Это вот он Петров.
— Таки это я Петров, — грустно подтвердил Моня. — Это он про меня придумывает анекдоты, чтоб поиздеваться над старым больным человеком.
Толик догадался, что эти двое ведут какую-то странную игру, и если они занялись развлечением при нем, значит, не считают его чужаком. Его приняли в круг. Вот так просто, без трудной и унизительной «прописки», как это принято в блатном обществе. Ну точно — чудные люди. Слепой полез в рюкзак, стал вынимать консервы — дорогие, из миротворческого пайка, галеты в пластике, алюминиевые стаканчики. Очкарик вытащил поллитровку, свинтил пробку. Первым делом протянул бутылку Толику:
— Держи, парень, сними стресс. Полечись, в общем.
Толик думал, что они откроют консервы и подогреют над костром, однако Слепой что-то проделал с банками, и эта иностранная жестянка зашипела. «Саморазогрев», — догадался Толик. Пацаны болтали о таких вещах, и Мистер поминал как-то «факин селфхетинг», так что Толик был в курсе дела. И еще знал, что этот «селфхетинг» — штука дорогая.
— А что это за чудище на нас напало? — спросил Очкарик. — Я таких раньше не видел.
— Это такая тварь, — буркнул Толик, — из секретной лаборатории. Точно она, больше некому. Ей мозги нужны, вот она и ищет человека, чтобы мозги у него забрать.
— Что за тварь?
— Да я сам толком не знаю. Наш схрон… Вот он, Петров ваш, там был, так вот, в схроне была лаборатория, и она разрабатывала биологическое оружие. Так Будда сказал, он в тетрадке вычитал… — Толик осекся, потому что только теперь вспомнил о Будде. Где толстяк? Что с ним? Он побежал прочь, когда снайпер, не разобравшись, стал палить в них…
— Мозги! — Слепой даже привстал. — Теперь понятно! Курбан! Голова! Эфиоп прострелил башку, которую эта Тварь оторвала у Курбана, и…
ПДА на запястье Толика снова пискнул. Перезагрузка была окончена, и компьютер извещал, что есть почта. «Толик, ты жив? Что с тобой?» — писал Будда. Слава Зоне, толстяк в порядке! Парень облегченно улыбнулся.
— Что новенького пишут? — осведомился Моня. Глядя на довольную физиономию Толика, он тоже заулыбался — по-доброму так, наивно, как ребенок.
— Это Будда, — объяснил Толик, — живой он, значит.
— Это тот, толстый? — догадался Моня. — Можешь его позвать к нам, мы отсюда до утра не снимемся. Мужики… Это… Слепой, этот толстяк — нормальный парень.
— Да я ж не против. — Слепой тоже ухмылялся. — Пусть подваливает. Собирается, я вижу, чертовски славная компания. Кстати, я тебе не рассказывал, что Очкарик — на самом деле зомби? Его застрелили на Арене. Во имя справедливости.
— Да ну тебя, Слепой… — Шура тоже улыбался.
Толику стало неожиданно хорошо среди странных пацанов… то есть, вернее, не пацанов, а мужиков. Вот они, оказывается, какие — шутят, смеются… Дальше он не слушал, набирал ответ Будде: «Я в порядке, со сталкерами. Хочешь, приходи, правда. Все хорошо…». Потом Толик задумался, как бы объяснить, что это не подвох, что с мужиками в самом деле классно и все они классные. Ничего не пришло в голову, и он добавил наконец: «Приходи, короче. Мои координаты…». Ответ пришел быстро: «Не могу. Эта дрянь идет за мной, почти догнала. Спрячусь в схроне».
* * *Тварь шла по следу. Поначалу она двигалась медленно и на ходу перестраивала собственный организм. Личность Сержа пыталась вырваться на свободу и осознать себя снова, Твари приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы обуздать эти порывы. Наделенный пси-способностями мозг чернобыльского пса посылал успокаивающие сигналы, однако их было недостаточно, гипнотического дара чернобыльца хватало, чтобы подчинять слепых собак, но против мощного разума Homo sapiens этого было маловато.
Когда воля Сержа брала верх, Тварь аккуратно, чтобы не повредить захваченный мозг, перекрывала нервные каналы, идущие под череп человека. Окончательно перестроить и подчинить этот разум она не могла, ей нужны были навыки, которыми обладал Серж, так что кое-какую свободу требовалось ему предоставить. Поэтому Тварь осторожно блокировала участки мозга, провоцирующие человеческий разум к мятежу. Вместе с тем Тварь обучалась управлять движениями человеческого торса, который был теперь укреплен на ее широкой спине. Она заставляла голову Сержа поворачиваться вправо и влево, училась двигать руками. Для этого тоже требовался разум Сержа, так что ей оставалось отдавать распоряжения мозгу человека, который в свою очередь руководил работой рук.
Внешне это выглядело жутко — верхняя часть человеческого тела, все еще покрытая остатками одежды, покачивалась на паучьем туловище, голова дергалась и вертелась, руки совершали хаотичные взмахи, выворачивались так и этак, поднимались, опускались, сгибались в локтях. Между тем крошечный мозг крысы, заключенный в глубине чудовищного тела, неустанно управлял восемью длинными конечностями псевдоплоти, заставляя их согласованно и размеренно нести по лесу тяжелую тушу Твари.
Отвратительное подобие кентавра двигалось вслед за Буддой, который, пока еще не подозревая о погоне, неторопливо брел, держа курс на схрон бригады. Когда по ним открыли огонь, Будда не растерялся — он ждал чего-то в таком роде. Толстяк понимал, что, если Слепой полез навстречу опасности, значит, держит в рукаве некий козырь. Этим козырем оказался снайпер? Что ж, тогда нужно воспользоваться суматохой и бежать. Появление Твари напугало бывшего студента не меньше, чем прочих, однако он гораздо лучше представлял себе, с чем им пришлось иметь дело. К тому же он давно воспитал в себе привычку ко всем неожиданностям относиться философски, то есть спокойно.