914. И. С. АКСАКОВУ
18 декабря 1880. Петербург
С.-Петербург, 18 декабря/80 г.
Глубокоуважаемый Иван Сергеевич!
Вам, конечно, теперь нет времени на переписку. - С сим вместе посылаю Вам экземпляр моих "Карамазовых". Прилагаю тоже 25 руб. для следующих целей. У Вас, в "Руси", печатается мое объявление о будущем издании "Дневника", за что благодарю; но, не зная, что оно стоит, вот и посылаю, на первый случай, сии 25, с присовокуплением покорнейшей и чрезвычайной просьбы к тому объявлению о "Дневнике", которое печатается в "Руси", присовокупить и объявление о выходе "Карамазовых", печатный текст которого при сем же и прилагаю. Это объявление повторите тоже несколько раз, раза три, и потом велите меня уведомить, в конце концов, сколько еще надо будет приплатить? Тотчас же и вышлю. "Русью" здесь большею частью довольны. Ваши передовые и статьи Н. Б. (не сравнивая их взаимно) чрезвычайно полезные статьи. Именно об этом надо было заговорить, но, заговорив, не оставлять, а разъяснять, развивать и "долбить" неустанно. Головки у всех хоть и умные (положим, что умные), но случись вопрос общий (вот хоть о студентах), и ведь все-то врозь, все-то в темноте стукаются своими умными лбами до шишек. До свидания, глубокоуважаемый Иван Сергеевич. Буде будет когда-нибудь времечко, что-нибудь черкните Вашему наипреданнейшему
Федору Достоевскому.
915. А. Ф. БЛАГОНРАВОВУ
19 декабря 1880. Петербург
Петербург 19 декабря/80 г.
Милостивый государь Александр Федорович,
Благодарю Вас за письмо Ваше. Вы верно заключаете, что причину зла я вижу в безверии, но что отрицающий народность отрицает и веру. Именно у нас это так, ибо у нас вся народность основана на христианстве. Слова: крестьянин, слова: Русь православная - суть коренные наши основы. У нас русский, отрицающий народность (а таких много), есть непременно атеист или равнодушный. Обратно: всякий неверующий и равнодушный решительно не может понять и никогда не поймет ни русского народа, ни русской народности. Самый важный теперь вопрос: как заставить с этим согласиться нашу интеллигенцию? Попробуйте заговорить: или съедят, или сочтут за изменника. Но кому изменника? Им - то есть чему-то носящемуся в воздухе и которому даже имя придумать трудно, потому что они сами не в состоянии придумать, как назвать себя. Или народу изменника? Нет, уж я лучше буду с народом; ибо от него только можно ждать чего-нибудь, а не от интеллигенции русской, народ отрицающей и которая даже не интеллигентна.
Но возрождается и идет новая интеллигенция, та хочет быть с народом. А первый признак неразрывного общения с народом есть уважение и любовь к тому, что народ всею целостью своей любит и уважает более и выше всего, что есть в мире, - то есть своего бога и свою веру.
Эта новогрядущая интеллигенция русская, кажется, именно теперь начинает подымать голову. Именно, кажется, теперь она потребовалась к общему делу, и она это начинает и сама сознавать.
Здесь за то, что я проповедую бога и народность, из всех сил стараются стереть меня с лица земли. За ту главу "Карамазовых" (о галлюсинации), которою Вы, врач, так довольны, меня пробовали уже было обозвать ретроградом и изувером, дописавшимся "до чертиков". Они наивно воображают, что все так и воскликнут: "Как? Достоевский про черта стал писать? Ах, какой он пошляк, ах, как он неразвит!" Но, кажется, им не удалось! Вас, особенно как врача, благодарю за сообщение Ваше о верности изображенной мною психической болезни этого человека. Мнение эксперта меня поддержит, и согласитесь, что этот человек (Ив. Карамазов) при данных обстоятельствах никакой иной галлюсинации не мог видеть, кроме этой. Я эту главу хочу впоследствии, в будущем "Дневнике", разъяснить сам критически.
За сим примите уверение в моих искреннейших и лучших чувствах. Вам совершенно преданный
Федор Достоевский.
916. НЕУСТАНОВЛЕННОМУ ЛИЦУ (НИКОЛАЮ АЛЕКСАНДРОВИЧУ)
19 декабря 1880. Петербург
Петербург
19 декабря/80.
Многоуважаемый Николай Александрович,
Как ни важны многие из вопросов, с которыми обращаются ко мне письменно весьма многие лица, но я, предприняв издание "Дневника писателя", решился прекратить переписку с спрашивающими: издание такая обуза, а у меня столь мало здоровья и сил, что если отвечать на все письма и запросы (а их приходит множество), то совершенно некогда будет писать и заниматься своим делом. А потому извините, если отвечу Вам на Ваше письмо лишь самым кратким словом.
Каких лет Ваш сын - этого Вы не обозначаете. - Скажу лишь вообще: берите и давайте лишь то, что производит прекрасные впечатления и родит высокие мысли. Если ему минуло шестнадцать лет, то пусть прочтет Жуковского, Пушкина, Лермонтова. Если он любит поэзию - пусть читает Шиллера, Гете, Шекспира в переводах и в изданиях Гербеля, Тургенева, Островского, Льва Толстого пусть читает непременно, особенно Льва Толстого. (Гоголя, без сомнения, надо дать всего.) Одним словом - все русское классическое. Весьма хорошо, если б он полюбил историю. Пусть читает Соловьева, всемирную историю Шлоссера, отдельные исторические сочинения вроде Завоевания Мексики, Перу Прескотта. Наконец, пусть читает Вальтер-Скотта и Диккенса в переводах, хотя эти переводы очень трудно достать. Ну вот я Вам написал уже слишком довольно номеров. Если б прочел всё это внимательно и охотно, был бы уж и с этими средствами литературно образованным человеком. Если хотите, то можете дать и Белинского. Но других критиков - повремените. Если ему менее 16 лет - то дайте эти же самые книги с выбором, руководствуясь в выборе лишь вопросом: поймет он или не поймет. Что поймет, то и давайте. Диккенса и Вальтер-Скотта можно давать уже 13 летним детям.
Над всем, конечно, Евангелие, Новый Завет в переводе. Если же может читать и в оригинале (то есть на церковнославянском), то всего бы лучше.
Евангелие и Деяния Апостольские - sine qua non. Книжною торговлею занимаюсь не я, а моя жена, за моею ответственностию, разумеется. Составить каталог вышеисчисленных книг довольно трудно, ибо многих уже мало (1) в продаже, но цены некоторых обозначаются и высылаются Вам к усмотрению.
А засим, пожелав Вам вполне успеха в начинании Вашем, пребываю Вашим покорным слугою
Федор Достоевский. (2
(1) было: нет (2) ниже рукою А. Г. Достоевской:
Список книг, необходимых для библиотеки подростка:
1. Сочинения А. С. Пушкина, 6 томов ц. 10 р.
2. Сочинения Гоголя, 4 тома ц. 5 р.
3. Сочинения Лермонтова, 2 тома ц. 4 р.
4. Сочинения Тургенева, 10 томов 15 р.
5. Сочинения Льва Толстого 16 р. 50 к.
6. Сочинения Островского 14 р.
7. Шиллер, в переводе русских поэтов, 2 тома 7 р.
8. Сочин<ения> Шекспира, 3 тома 10 р.
9. Сочин<ения> Гёте 14 р.
10. Сочинения Вальтер Скотта
а) "Ваверлей" 3 р. 50
б) "Роб Рой" 3 р. 50
в) "Гай Мэннеринг" 3 р. 50
г) "Айвенго" 3 р. 50
д) "Ламмермурская невеста" 3 р. 50
е) "Пуритане" 3 р. 50
ж) "Кенильворт" 3 р. 50
11. История Соловьева 28 томов по 2 руб. за том 56 р.
12. Завоевания Мексики Прескотта 3 р. 50 к.
13. Полное собрание сочин<ений> Белинского 14 р. 50 к.
14. Р<оманы> Диккенса:
"Записки Пиквикск<ого> клуба" 3 р. 50
"Приключения Никльби" 2 р.
"Домби и сын" 3 р. 50
"Холодный дом" 3 р.
"Давид Копперфильд" 4 р.
Цены на все книги без переплета и пересылки. За пересылку - смотря по фунтам, коп<еек> 8 за фунт. Все эти книги можно выписать и через нашу книжную торговлю в С.-П<етербур>ге, Кузнечный переулок, д. 5, кв. 10.
917. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ
24 декабря 1880. Петербург
24 декабря/80.
Дорогой друг, Алексей Николаевич, пишу на всякий случай, если тебя не застану. Вот еще 150 р., и все-таки за мной остается хвостик. Но отдам как-нибудь в ближайшем будущем, когда разбогатею. А теперь еще пока только леплюсь. Всё только еще начинается. До свидания, голубчик, верно, где-нибудь увидимся на праздниках.
Твой весь Ф. Достоевский.
918. H. M. ДОСТОЕВСКОМУ
26 декабря 1880. Петербург
Р. S. Само собою разумеется, что эти 8000 тысяч (1) неустойки никогда не могут быть спрошены, если не будет отказа со стороны наследников в том, что уже давным-давно подтверждено по всеобщему соглашению (еще прошлого года), то есть нам 400 десятин Ширяева бора, а Андрею Михайловичу 200 десятин Пехорки. Разумеется, все эти отделы произойдут при Шере и с помощью землемера, так что мы ничем лишним не воспользуемся.