И не думайте, пожалуйста, чтобы я, прося обратить против себя меры насилия, употребляемые против некоторых моих знакомых, предполагал, что употребление таких мер против меня представляет какое-либо затруднение для правительства, — что моя популярность и мое общественное положение ограждают меня от обысков, допросов, высылок, заключения и других худших насилий. Я не только не думаю этого, но убежден, что если правительство поступит решительно против меня, сошлет, посадит в тюрьму или приложит еще более сильные меры, то это не представит никаких особенных затруднений,12 и общественное мнение не только не возмутится этим, но большинство людей вполне одобрит такой образ действия и скажет, что давно уже пора было это сделать.
Бог видит, что, пиша это письмо, я не подчиняюсь желанию бравировать власть или как-нибудь выказаться, а вызван к этому нравственной потребностью, состоящею в том, чтобы снять с невинных людей ответственность за поступки, совершаемые мною, а главное — указать правительственным лицам, и Вам в том числе, на жестокость, неразумность и несправедливость употребляемых мер и просить Вас, по мере возможности, прекратить их и освободить себя от нравственной за них ответственности.
Очень буду благодарен, если Вы ответите мне простым неоффициальным письмом о том, что вы думаете о высказанном мною, и о том, исполните ли мою просьбу перенести на будущее время все преследования, если они уже считаются необходимыми, на меня — главное лицо, с точки зрения правительства, — заслуживающего их.
С чувством истинного доброжелательства остаюсь уважающим вас
Л. Толстой.
Печатается по тексту, впервые опубликованному В. Г. Чертковым в «Свободном слове», Крайстчёрч, 1902, № 2, стлб. 1—4, с датой: «20 апреля 1896», с дополнениями, взятыми из четырех черновых редакций.
Письмо было послано в одной и той же редакции, с изменением личного обращения, двум министрам: внутренних дел И. Л. Горемыкину и юстиции — Н. В. Муравьеву.
Иван Логинович Горемыкин (1839—1917) — государственный деятель, ярый монархист, играл крупную политическую роль в царствование Николая II. В 1895—1899 гг. занимал пост министра внутренних дел, впоследствии председатель Совета министров.
1 В черновой редакции № 1 письмо начинается так: «М. Г. Хотя дело, о кот[ором] пишу вам, касается занимаемого вами места Мин[истра] Вн[утренних] д[ел] (юстиции), я обращаюсь [к] вам, как человек к человеку, с чувством уважения, дружелюбия к вашей личности и надеюсь, что вы так же примете мою к вам просьбу. Дело касается тех преследований, к[отор]ым со стороны чинов вашего министерства подвергаются лица, имеющие мои запрещенные в России сочинения и дающие их читать тем, кот[орые] их просят об этом. Таким же преследованиям подвергались в последнее время много разных лиц, из которых назову хотя последних по времени: художник Алехин на Кавказе, подвергавшийся неоднократным обыскам, допросам и надзору полиции, кандидат прав Страхов в Москве подвергался обыску, неоднократным допросам и запрещению выезда из места жительства, и в самое последнее время — женщина-врач Холевинская в Туле, обысканная, посаженная в острог и теперь допрашиваемая следователями по обвинению в распространении моих сочинений».
2 Иван Петрович Новиков, крестьянин Тульской губ., служил в Туле на фабрике Тепловых.
3 Письмо Новикова от 27 декабря 1895 г. На конверте Толстой сначала пометил: «Б. О.», то есть «без ответа», а потом написал: «послать что есть».
4Зачеркнуто в ред.№4: Не знаю, дала или не дала г-жа Холевинская требуемое сочинение просителю, но знаю, что
5Зачеркнуто в ред. № 4: и подвергают до сих пор.
6Зачеркнуто в ред. № 3: не достойны правительства, из которого они исходят.
7Зачеркнуто в ред. № 3: Не достойны такие поступки сильного правительства, потому что бесцельные истязания вполне безвредной для правительства и почтенной женщины не могут иметь никакого оправдания.
8Зачеркнуто в ред. № 4: незнанием которого никто среди нас не имеет права отговариваться, так как мы все признаем себя христианами.