На мой взгляд, прямо сейчас важнее всего не переоценить такие вопросы, поскольку иначе все снова забудут, что вполне возможно это – потоп, во время которого лучше нигде не чувствовать себя как дома, не полагаться ни на один народ, так как в одно мгновение он может превратиться в массу и стать слепым орудием разрушения.
Мы с Мсье иногда возвращаемся к обсуждению еврейского вопроса, и если я оставляю его в покое, он возвращается к своим, как я их называю, ассимиляционным корням. И в сфере исключительно частного я с радостью признаю, что невероятно трудно понять, почему господин или госпожа Такие-то перестали быть немцами, если совершенно очевидно, что они ими являются.
Хелена Вирусовски написала Вам лично после долгого вечера у меня. Вы очень обрадовали ее своим дружелюбным письмом, я была счастлива, поскольку совершенно неважно, какое решение она примет, такое письмо было необходимо ей как хлеб. Она никогда не устроится в этой стране и не сможет быть по-настоящему счастлива, но несмотря на это, для нее вернуться сложнее, потому что она идентифицировала себя с Германией и раньше и ее реакция на происходящее куда острее, прежде всего потому, что в области политики она страшно наивна.
Как замечательно, что Вы в Базеле1; и как замечательно, что Вы можете столь многого добиться, я надеюсь, Вам удастся держаться подальше от администрации. Вы опубликуете лекции там же2? Женевская речь в наборе у Commentary. Я надеюсь, они опубликуют ее осенью, чтобы она вышла одновременно с «Вопросом о виновности».
Здесь прекрасно, отпуск. В этот раз он мне по-настоящему необходим.
От всего сердца желаю Вам всего наилучшего. И избавьтесь от «подозрений», хорошо?
Всегда Ваша
Ханна
1. См. п. 56, прим. 1.
2. В Базеле Я. читал лекции, которые позже были опубликованы в книге «Философская вера» в 1948 г. в Мюнхене, текст пятой лекции «Философия и антифилософия» в книгу не вошел.
60. Карл Ясперс Ханне АрендтКран в Ронетале, 20 июля 1947
Дорогая и уважаемая Ханна!
Мы получили Ваше любезное письмо в Швейцарии. Оно наполнено радостью Вашего отдыха! Из него я впервые узнал, как Вы устаете от повседневных трудов. И как бы я хотел – хотел бы пожелать этого Вам, – чтобы кто-то столь одаренный, как Вы, имел в своем распоряжении достаточно свободы и времени на размышления и творческую работу, ведь Вам действительно есть, что сказать, и Вас часто посещают почти гениальные озарения. Теперь у Вас есть хотя бы несколько недель. Пусть эта свобода, в прекрасном окружении, в радостном сопровождении Мсье, позволит Вам приблизиться к цели, которую Вы преследуете.
Прочитанная мной по приглашению лекция в Базеле имела «успех». Я приехал на неделю позже назначенного срока, так как документы из Берлина пришли с опозданием. То были последние дни семестра, все уже разъехались. Ректор и представитель приглашающей стороны посоветовали приехать в октябре – сейчас вряд ли получится собрать полную аудиторию. Сейчас они бы оплатили наш отдых1, а в октябре мы бы с успехом наверстали пропущенные лекции. Я был достаточно дерзок и настоял на том, что лекции должны быть прочитаны сейчас. В октябре я бы не смог приехать еще раз (из-за семестра в Гейдельберге, поскольку не смогу взять еще один отпуск). Была выбрана аудитория, мне предоставили кресло. Но в первый же день пришлось переехать в актовый зал. Я беспокоился лишь о том, что не удалось найти для меня кресло и там. 500 слушателей. С каждым днем их становилось все больше. В конце концов мне удавалось пройти к своему месту лишь сквозь заднюю дверь, протискиваясь сквозь стоявших – Вы понимаете, как я был счастлив (иначе не стал бы об этом рассказывать), но счастье вскоре поблекло. Это всего лишь представление, в котором я и сам превратился в куклу и мог хорошо играть свою роль лишь когда относился к происходящему серьезно. Поэтому все проходит так блекло. Но я вспоминаю, что в мире есть Ханна Арендт и пара «Ноев», и чувствую, что для меня куда важнее любого пустого успеха Ваше единомыслие.
Темой была «философская вера». Возможно, я опубликую шесть лекций и отправлю их Вам. Говорят, теологи «в ужасе»: скверно думать о чем-то подобном, еще хуже – говорить вслух (в Германии сегодня дела обстоят еще хуже: нацистский образ мыслей переходит в церковь – недавно я получил приглашение к участию в выборах представителя общины (протестантской), необходимое условие для участия в выборах – новая письменная исповедь Христу, не Богу!). «Экзистенциалисты» считают меня своего рода старомодным теологом. После дискуссии состоялось собрание. Немногим удалось высказаться. «Коллега» Генрих Барт2 (брат теолога3, сам заведующий кафедрой философии в Базеле) спросил меня, где в истории философии я чувствую себя как дома, и сравнил меня с Фихте! Я ответил, как мне кажется, чрезвычайно любезно, но дал Фихте характеристику, которой он заслуживает, несмотря на его гений. После трех вопросов и трех моих ответов все замолчали. Ничто не могло их взбодрить, сколько бы вопросов ни задавал я сам. Меня одолело чувство неловкости, казалось, что я заговорил их «до смерти». После этого я получил письмо от одного из доцентов с его недавно опубликованной работой4. Он выразил благодарность, как мой бывший – двадцать пять лет назад – «ученик» и сказал: трансценденция для него пуста, экзистенция без трансценденции и есть свобода и т. д. Он не высказывался, так как это показалось ему фамильярным. Поэтому настоящая дискуссия так и не состоялась. Одобрение со стороны некоторых уважаемых мной людей, в остальном – пустой спектакль. Новое приглашение в апреле! – для нас особенно радостное.