61. Ханна Арендт Карлу Ясперсу4 сентября 1947
Дорогой Почтеннейший,
Ваше милое письмо из Швейцарии было преисполнено радости, и в нем Вы коснулись множества вопросов, которые я мечтаю с Вами обсудить (и с большой осторожностью могу о них писать), поэтому я долго не могла на него ответить. Только что я прочитала его еще раз и почувствовала, что Вы рядом, словно мы сидим в одной комнате. Меня очень обрадовал Ваш успех в Базеле (я получила весьма прилично написанную газетную заметку, merci); это прекрасно даже если это лишь спектакль, после него всегда остается нечто невысказанное, именно то, о чем Вы не догадываетесь, для кого и как и, возможно, в результате каких превращений спектакль становится лотереей, результаты которой объявят еще нескоро, дата розыгрыша – тоже часть лотереи, но можно быть точно уверенным, что выигрыш будет огромен. Вы можете быть уверены. Да, Швейцария прекрасна, несмотря на то, что я всегда испытывала к ее жителям легкую, вероятно, несправедливую антипатию. Последний раз в немецкой Швейцарии я была, кажется, более десяти лет назад, уже тогда мне запомнилось, что на улицах говорят по-немецки. (Сегодня это не бросилось бы мне в глаза, на Бродвее и вокруг нашего Хадсона очень часто слышна немецкая речь.) Я чаще бывала во французской части Швейцарии, в Женеве, где жила недавно скончавшаяся подруга1 моей матери. Женева тогда была отвратительна, международное место встречи всевозможных суеверий, теософии, христианской науки, переселения душ, знахарства, чего там только не было.
Будут ли опубликованы лекции? Я не поняла несколько Ваших замечаний о христианстве, что меня очень огорчило. И что стало с «Логикой»? Я должна кое в чем признаться: некий д-р Фризе2 из Гамбурга настоятельно просил меня написать для одного сборника о великих европейцах статью о Вас – и я не смогла согласиться. (В этом, полагаю, причина, почему я пишу только теперь. Я стыдилась.) Дело во времени и искреннем страхе перед философией. Помимо работы в издательстве, я заключила договор на книгу об империализме и, разумеется, уже не укладываюсь в сроки. Но это неважно, важно то, что я даже не читала «Логику», а в том, что Вы называете «философской верой», разбираюсь скорее интуитивно, чем опираясь на знания, и кроме того, даже если я постараюсь предпринять самую скромную попытку интерпретации, стану жертвой пустого философствования и погружусь в банальности, имеющие смысл лишь для меня одной, от которых так трудно избавиться и исходя из которых так сложно говорить об истории.
И это возвращает меня к Вашему вопросу о том, над чем я работаю сейчас: названия пока нет, поэтому могу лишь намекнуть: первая часть готова, в ней изображена политическая и общественная история евреев с середины XVIII века исключительно c точки зрения их способности быть кристаллизатором ключевых политических идеологий XX века. Вторая часть, над которой я работаю сейчас, представляет собой анализ взаимосвязей между империализмом (то есть в моей терминологии, политика чистой экспансии, начавшаяся в 1880-е) и упадком национальных государств. Если все сложится удачно, я закончу до конца года. Третья, заключительная часть должна быть посвящена государственным структурам. Я должна ее переписать, так как многие существенные идеи (прежде всего связанные с Россией) только сейчас пришли мне на ум.
Что касается евреев: исторически Вы правы во всем. Но, несмотря на это, многие евреи, как и я, в религиозном отношении полностью независимы от иудаизма и все же они – евреи. Возможно, это приведет к гибели народа, с этим ничего не поделать. Можно лишь стремиться к таким политическим отношениям, которые не исключают возможности дальнейшего существования. И тогда можно терпеливо наблюдать за развитием событий. Вы совершенно правы по поводу Палестины: фактически это единственный пример логически последовательной попытки ассимиляции. По сравнению с ней все остальное, если только дело не касается европейской культуры, – детский лепет и не стоит воспринимать его всерьез. Единственные, кого в этом смысле можно воспринимать серьезно, – сионисты. Они – а не сторонники ассимиляции – единственные, кто уже не верит в идею избранного народа. Все, сделанное в Палестине, невероятно: не только колонизация, но и серьезнейшая попытка установить новый общественный порядок, в котором в последнее время все меньше утопизма в духе Толстого. Что касается непосредственно еврейского народа, то в последние годы они пережили потрясающие изменения, столь радикальные, что можно говорить об истинных переменах в так называемом национальном характере. (Я не знаю, навсегда ли это.) Самое главное, что большая часть народа – не только в Палестине и не только сионисты – отказываются от выживания как от общей народной цели и готовы к смерти. Это что-то новое. Во-вторых, существует не поддающееся описанию отвращение к идее избранного народа. Можно сказать, евреи сыты ей по горло. Это не идеология, как в случае с сионизмом, но народная воля. Тут же, рука об руку – и здесь скрыта величайшая опасность, – все более привычный и все расширяющийся круг фундаментального недоверия ко всем другим народам; отношение к Германии ни в коем случае не ограничивается Германией (что было бы не так уж и плохо), но приводит в действие гораздо более общее неприятие. Но и в этом нет ничего нового, однако сегодня его можно обнаружить во всех слоях населения, в том числе и в социалистах. Оно невероятно опасно и губительно, так как за недоверием нет никакой идеи (разве что смутное представление о том, что «мы – лучшие из людей, но хотим попробовать стать хуже») или веры в Бога. Конечно, можно было бы сказать, – это временная народная истерия. Я не знаю. Но есть и положительные стороны: Палестина, которая (как Вы прекрасно заметили) объединяет людей «вдали от дома», развитие американского иудаизма, свободного и уверенного в себе, пусть и несколько более варварского, чем мы думали. Здесь республика, предоставляющая национальностям свободу и в то же время считающая каждого своим гражданином, даже к иммигрантам относится как к будущим гражданам.