— Ты обязательно его получишь, — сразу же говорит Люк.
Я качаю головой, и на моих губах появляется печальная улыбка.
— Хотела бы я обладать твоей уверенностью.
— Тебе это не нужно. — Он замолкает на мгновение, и единственными звуками являются стук моего карандаша и время от времени стрекот сверчка. — Знаешь, я сохранил их все, — внезапно говорит он.
Я перестаю растушевывать и поднимаю взгляд.
— Что сохранил?
Люк опирается локтем на подлокотник кресла и подпирает кулаком подбородок.
— Все рисунки, которые ты мне прислала.
У меня внутри всё переворачивается. У меня начинает гореть затылок, и я возвращаюсь к своему наброску, чтобы он не увидел, как сильно он мне нравится.
— Я не могу представить, как выглядят те ранние рисунки. Наверное, смешные.
— Ты с ума сошла? Ты была великолепна даже тогда. Ты была, типа, вундеркиндом или что-то в этом роде.
Мои плечи вздрагивают от смеха.
— Спасибо, но я совершенно не была уверена. Первый год в художественной школе был для меня ускоренным курсом по изучению всего того, чего я не знала. Поверь мне, это было очень много.
— Если ты так считаешь, — беззаботно отвечает Люк. — Но ты ошибаешься.
Моя улыбка остается на месте, и я набрасываю рисунок быстрее. Мой карандаш летает, но мысли снова и снова возвращаются к одной и той же информации.
Он сохранил все рисунки, которые я ему отправила.
Все до единого. Я не могла рассказать ему, что на самом деле чувствовала, когда писала ему, поэтому я изливала свои эмоции — и свое страстное желание — в своих работах. В течение семи лет я отправляла ему все, начиная от рисунков на клочках бумаги для блокнота и заканчивая тщательно продуманными набросками, на выполнение которых уходили дни. Я рисовала дома вещи, которые, как мне казалось, могли бы сделать его счастливым, — виды залива и портреты людей, с которыми он ходил в школу.
Наброски Райана. И моих родителей. И Лейтон.
Мои пальцы сжимают карандаш.
Я прочищаю горло.
— А как насчет тебя? Разве ты не говорил, что в армии есть какая-то программа возвращения к гражданской жизни? Или ты всегда можешь воспользоваться правом на военную службу и поступить в колледж.
Он тяжело вздыхает.
— Да. Я думал о колледже. Хотя не уверен, что это для меня. — Люк самоуничижительно смеется. — В старших классах я не был особо прилежным учеником.
Я поворачиваю свой альбом для рисования так, чтобы можно было закрасить другую сторону листа.
— Да, но тебя заставляли изучать все те предметы, которые тебе были безразличны. В колледже ты можешь изучать всё, что захочешь.
Люк смотрит на меня пару минут, а затем говорит:
— Я бы не прочь стать учителем.
Я останавливаюсь, чтобы улыбнуться ему.
— Да?
— Да, — отвечает он хриплым голосом. — Думаю, это было бы круто. Дети такие забавные. Чокнутые, но забавные. — Он садится, а затем наклоняется вперед, его голубые глаза смотрят так пристально, что волосы у меня на затылке встают дыбом. — Ты покажешь мне этот рисунок?
Ох.
У меня по спине пробегают мурашки. Потому что я на самом деле не думала о том, что рисую. Это просто как-то... само собой получилось.
И теперь никак не скрыть, над чем я работала.
Моя рука немного дрожит, когда я откладываю карандаш. Я медленно разворачиваю альбом и протягиваю его.
Люк берет его, и выражение его лица меняется с любопытного на... благоговейное.
— Хейвен, — выдыхает он тихим восхищенным голосом. — Это прекрасно. Ты выставляешь меня в лучшем свете.
— Я рада, что тебе это нравится, — хрипло произношу я и хочу добавить, что рисунок выглядит хорошо, потому что он сам выглядит великолепно. Я нарисовала его в профиль, на фоне озера. Сколько раз я сидела на этом самом месте и мечтала с ним поговорить? Теперь мое желание сбылось, и завтра оно станет не более чем мечтой. Кто знает, как часто я буду видеться с ним, когда они с Лейтон обручатся.
Мое сердце колотится так сильно, что я задаюсь вопросом, слышит ли Люк это. В голове у меня туман, как будто всё происходит в замедленной съемке. Я не могу винить в этом пиво.
Нет, это все из-за меня — меня и моей одержимости мужчиной, которого я не должна хотеть.
Но как я могу не хотеть его? Люк проводит кончиками пальцев по карандашному наброску, склонив голову, а его длинные ресницы слегка загибаются на концах. Даже в состоянии покоя его футболка обтягивает мускулистую грудь и мощные бицепсы. Он крупный, золотистый воин. И он настоящий защитник и нежный великан.