— Похоже, ты хорошо провел время, — сказала мама с моего дивана, когда я вошел внутрь и бросил ключи на кухонный стол.
— Так и есть. Дети спят?
— Макс — да. Но Кали я сказала, что она может немного почитать в своей постели.
— Ладно. Я собираюсь зайти и пожелать ей спокойной ночи.
Мама встала с дивана и подошла, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Я поеду домой.
— Спасибо, что присмотрела за ними.
— В любое время. И именно это я и имею в виду. Чего бы тебе ни стоило снова завоевать Молли, я здесь, чтобы помочь. Мы скучали по ней.
— Ты работаешь с ней. Ежедневно. Ты видишь ее чаще, чем я.
— Это не одно и то же. Она пропала из нашей семьи.
Рождество. Дни Благодарения. Случайные барбекю, которые мы готовили с тех пор, как мама с папой переехали с Аляски. Мама была права. Молли пропала из нашей семьи.
Но я верну ее, и мы заполним эту пустоту. И никогда больше не будет пусто.
— Веди машину осторожно. — Я обнял маму и пошел по коридору к золотому сиянию под дверью Кали. Я осторожно заглянул внутрь, на случай, если она заснула. Но она не спала, ее кудри все еще были влажными после душа, она читала книгу, положив ее на колени.
— Привет, милая.
— Привет, папочка. — Она закрыла книгу. — Как все прошло?
Я ухмыльнулся и пересек комнату, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб.
— Хорошо.
— Она согласилась на фильм? Или мы переходим к плану Б?
Мне ни капельки не было стыдно за то, что я вовлек свою дочь в план вернуть ее мать. Кали была моим вторым капитаном на свидании в кино. Если бы Молли сказала «нет», Кали собиралась спросить Молли может ли она переночевать в доме подруги. Мы уже придумали предлог, чтобы отвезти Макса к маме. И это освободило бы меня, чтобы пригласить Молли на неожиданное свидание в кино.
— Она сказала «да». Вы, ребята, можете остаться в доме тети Поппи и дяди Коула.
Кали сжала кулаки.
— Да.
— Ладно, тебе лучше немного отдохнуть. Завтра в школу. — Я снова поцеловал ее в лоб. — Увидимся утром. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. — Она прижалась ко мне, когда я выключил ее лампу.
— Спокойной ночи.
— Папа? — Она окликнула меня прежде, чем я дошел до двери. — Я знаю, ты можешь сделать маму счастливой.
Я улыбнулся.
— Я тоже.
— Доброе утро, — пробормотала Бриджит, все еще не снимая солнечных очков, когда вошла в свой кабинет.
Я вздохнул, допивая последний глоток своего кофе. Я все утро боялся этого разговора. Как только я отвез детей в школу, я приехал в «Олкотт», ожидая, что она уже будет здесь.
Бриджит обычно приходила до восьми, чтобы помочь погрузить экипажи во дворе. Но часы на стене показывали девять.
Она, наверное, была зла на меня, но мне было, блять, все равно. Она перешла черту. Ей следовало бы быть умнее.
Молли была под запретом.
Я встал и подошел к двери ее кабинета. Она доставала из ящика своего стола пузырек с обезболивающим.
— Мне нужно поговорить с тобой.
— Это может подождать? У меня ужасно болит голова, и я уезжаю через полчаса, чтобы проверить проект Моррисона.
— Нет, не может. Нам надо поговорить. Заходи, когда будешь готова.
— Хорошо, — выдавила она из себя.
Я вернулся в свой офис, мысленно прокручивая в голове то, что хотел сказать, затем достал телефон, чтобы отправить Молли сообщение.
Я: Итак? Ты улыбаешься все утро?
Я нажал отправить, и сразу же появились три точки.
Молли: Ты никогда не узнаешь.
Это было «да». Я усмехнулся, глядя на экран, когда Бриджит вошла в офис с пластиковой бутылкой воды в руке.
— Что случилось?
Я кладу телефон и опираюсь локтями на стол.
— Нам нужно поговорить о Молли.
Она закатила глаза.
— Это. — Я указал на ее лицо. — Это в последний раз. Ты будешь относиться к ней с уважением.
— Или что?
— Или ты будешь уволена.
— Что? — Ее глаза вылезли из орбит. — Ты не можешь меня уволить.
— Ты что, забыла, чье имя написано на вывеске перед входом?
— Я нужна тебе. Это место рухнуло бы без меня.
— Бриджит, ты талантлива и трудолюбива. Ты обладаешь большим мастерством и опытом. Ты знаешь наши системы вдоль и поперек, и работать с тобой легко. Но я ни при каких обстоятельствах не позволю тебе сбивать Молли с толку. Она самая важная женщина в моей жизни и всегда была такой. Она помогла создать этот бизнес с нуля. Я прошу тебя, как свою коллегу, проявить к ней уважение. Я говорю тебе как твой работодатель, что ты это сделаешь.
— Ты ставишь мне ультиматум? Я должна быть вежливой с женщиной, которая не поддерживала тебя или этот бизнес? Женщиной, которая изменила тебе, или ты меня уволишь?
— Все верно.
Она усмехнулась.
— Ты утонешь без меня.
— Заменить можного каждого. Каждого. Включая тебя.
Я не хотел ее увольнять. Мы так долго работали вместе — у нее было так много забот, — а у меня останется адский беспорядок на руках. Но я разберусь с жтим. Сезон почти закончился, и я хотел привести все в порядок до следующей весны.
— Тогда тебе лучше нанять приличного адвоката. Нет такого закона, который гласил бы, что я должна быть вежлива с бывшей женой моего босса. Если ты меня уволишь, жди судебного иска.
Угроза. Теперь дело было не в том, уволю я ее или нет. Это был вопрос времени. Бриджит не собирается начать уважать Молли, а со мной такое не сработает.
— Ты знаешь, что Молли владеет десятью процентами акций «Олкотт»?
Лицо Бриджит побледнело.
— Нет.
Не многие люди знали это. Молли не хотела, чтобы «Олкотт» участвовал в разводе. Вместо этого она хотела получить дом. Но стоимость бизнеса по сравнению с домом была такова, что она оказалась в проигрыше. Поэтому я предложил ей единовременную выплату. Мы проходили раунд за раундом, пытаясь определиться с цифрой.
В конце концов, мы договорились, что она может сохранить за собой десять процентов владения в качестве инвестиции. Согласно уставу моей корпорации, эти десять процентов ничего не значили. У нее не было ни контроля, ни права голоса в принятии деловых решений. Но если я когда-нибудь продам «Олкотт», она получит прибыль.
Она протестовала против десяти процентов, говоря, что и пяти вполне достаточно. Но я настоял. Она вложилась столько же и даже больше. Мое первоначальное предложение было пятнадцать процентов.
— Молли — инвестор в этой компании, — сказал я Бриджит. — Считай ее одним из своих боссов. Относись к ней так же, как ко мне, и у нас все будет хорошо.
В комнате воцарилась тишина. Она смотрела на меня так, словно не могла поверить, что это происходит на самом деле, что моя просьба была совершенно необоснованной, пока, наконец, она не сказала: