В Кум Омбо мы встретили Рифаи дарвиша с его корзиной ручных змей. После небольшой беседы он предложил посвятить меня, и мы сели и взялись за руки, как люди, вступающие в брак. Омар сел позади меня и повторил эти слова, когда я «Проснулся», затем Рифаи обвил наши соединенные руки коброй и попросил меня плюнуть на нее, он сделал то же самое, и я был объявлен невредимым и окутанным змеями. Мои моряки застонали, а Омар вздрогнул, когда змеи высунули языки — дарвиш и я улыбнулись друг другу, как римские авгуры. Не нужно говорить, что у этих созданий не было зубов.
Стоит съездить в Нубию, чтобы посмотреть на девушек. До двенадцати-тринадцати лет они аккуратно одеты в ожерелье из бусин и кожаную бахрому шириной 4 дюйма вокруг бёдер, и невозможно представить себе что-то более совершенное, чем их фигуры, или более милое и невинное, чем их внешний вид. Маленькая девочка моего пилота пришла в упомянутом выше платье с подарком из варёной рыбы на голове и несколькими свежими яйцами; ей было четыре года, и она была чудаковатой. Я дал ей капитанское печенье и несколько инжирин, и малышка сидела, поджав под себя ножки, и так вежливо ела, и так долго над ним возилась, и так аккуратно завернула ещё немного белого печенья, чтобы взять домой, в кусочек вуали. Мне хотелось украсть её, она была такой милой. Две красивые молодые нубийские женщины посетили меня в моей лодке. Их волосы были заплетены в маленькие косички, украшенные кусочками жёлтой глины, отполированными, как золотые украшения, у них была мягкая кожа цвета тёмного бронзы, а губы и глаза подходили Исиде и Хатор. Их одежда и украшения были такими же, как на изображениях в гробницах, и мне хотелось спросить их, сколько им тысяч лет. В их доме я сидел на древнеегипетской кушетке с полукруглым подголовником и пил из старинной посуды, а они принесли в подарок финики в корзине, которую можно увидеть в Британском музее. Они одеты в драпировки, как греческие статуи, и так же совершенны, но у них жёсткие, грубые лица, и, хотя они гораздо красивее, им не хватает очарования арабских женщин; а мужчины, за исключением жителей Калабши и тех, кто живёт далеко на севере, не такие джентльмены, как арабы.
Здесь все проклинают французов. Сорок тысяч человек, постоянно работающих на Суэцком канале на грани голодной смерти, не вызывают симпатии у арабов. Все с нетерпением ждут, что будет делать новый паша. Если он прекратит принудительный труд, то, я полагаю, от канала придётся отказаться. Что ж, я должен закончить и отправить письмо Мустафе-аге. Я пробуду здесь дней десять или около того, а затем медленно вернусь в Каир 10 марта, в последний день Рамадана. Я ненадолго задержусь в Каире, а затем сяду на маленькую лодку и спущусь в Александрию, чтобы повидаться с Джанет. Как бы я хотел, чтобы моя дорогая Рейни поиграла с Ахметом в лодке и посмотрела на хорошеньких нубийских мальчиков и девочек. Я столько всего увидел и услышал, что, как и господин де Конти, я бы хотел проснуться, чтобы рассказать об этом. Я очень хочу утомить вас рассказами путешественника. Пожалуйста, напишите мне поскорее.
Омар хотел услышать всё, что «джентльмен» сказал о «велед и бинт» (мальчике и девочке), и был очень рад услышать, что Морис хорошо учится в школе. Он думает, что «Абу эль велад» (отец детей — то есть ты) отправит овцу «фике», которая его учит. Я выучил совершенно новый свод правил приличия — célà a du bon et du mauvais, как и наш. Когда я сказала «мой муж», Омар покраснел и мягко поправил меня; когда мой осёл упал на улице, он с досадой закричал, а когда я упомянула об этом падении Хекекиан-бею, он был крайне возмущён. «Зачем вы так говорите, мадам? Это позор» — по сути, оплошность. С другой стороны, они с большим удовлетворением и радостью говорят обо всём, что связано с рождением детей. Очень милая, скромная и красивая нубийская девушка, желая сделать мне лучший подарок, какой только могла придумать, принесла мне циновку собственного изготовления, которая была её брачным ложем. Это был дружеский и почётный подарок, и я дорожу им. Омар рассказал мне о своём браке, взывая к моему сочувствию из-за разлуки с женой. Я намекнул, что англичане не привыкли к некоторым словам и могут быть шокированы, на что он ответил: «Конечно, я не стану говорить о своём гареме с английским джентльменом, но с доброй леди я могу это сделать».
До свидания, дорогой Алик, нет, это неправильно: я должна сказать «О, мой господин» или «Абу Морис».
7 марта 1863 года: миссис Остин
Миссис Остин.
В нескольких милях ниже Гиргеха,
7 марта 1863 года.