13 апреля 1863 года: сэр Александр Дафф Гордон
Сэру Александру Даффу Гордону.
Каир,
13 апреля 1863 года.
Дорогой Алик,
Вы, должно быть, слышали от моей матери о том, что мне не повезло и я снова заболела. Дело в том, что весна в Египте очень суровая, и я спустилась по реке на целый месяц раньше срока. Люди говорят такую чушь о жаре. Сегодня первый тёплый день за всё время; до сих пор я дрожала от холода, и Салли тоже. Я был там дважды и видел, как священный Махмал останавливается на первой остановке за пределами города. Это глубоко трогательное зрелище — все эти люди, готовые терпеть такие трудности. Они останавливаются среди гробниц халифов, в таком месте. Глаза Омара были полны слёз, а голос дрожал от волнения, когда он рассказывал об этом и показывал Махмал и шейха аль-Джемеля, который ведёт священного верблюда, обнажённого по пояс, с распущенными волосами. Мусульманское благочестие так не похоже на то, что думают европейцы, оно так полно нежных чувств, так сентиментально, как мы и представить себе не можем, и оно удивительно сильное. Когда я болела, я слышала, как Омар молился за дверью: «О Боже, пусть ей станет лучше. О Боже мой, пусть она поспит», — так же естественно, как мы говорим: «Надеюсь, она хорошо проведёт ночь».
Приезд султана — своего рода загадка. Никто не знает, чего он хочет. Паша приказал всем женщинам из низших сословий оставаться дома, пока он здесь. Арабские женщины прямолинейны и могут высказать свои обиды великому султану.
15 апреля. Я продолжаю медленно поправляться и через несколько дней поеду в Александрию. Омар отправился в Булак, чтобы узнать стоимость проезда на лодке, так как я не люблю ездить по железной дороге, а у меня много тяжёлого багажа, кухонной утвари и т. д., за перевозку которых железная дорога берёт огромные деньги. Чёрная рабыня, отправленная в подарок американскому генеральному консулу, очень счастлива и весь день поёт причудливые, нежные кордофанские песенки. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я привезу её домой. Она так ужасно плачет, когда Омар говорит ей, что она не моя рабыня, потому что боится, что я её брошу, и настаивает на том, чтобы быть моей рабыней. Она хочет стать подарком для Рейни, маленькой Ситт, и так искренне смеётся при мысли о ней. Она очень тихая и нежная, бедная маленькая дикарка, и крайняя покорность этой бедной маленькой души меня очень расстраивает; у неё нет собственной воли. Теперь она разговорилась и рассказывает обо всех своих бедах и о том, как batal (плохо) было всем в Хартуме; а потом она трётся своим маленьким чёрным носиком о мою руку, весело смеётся и говорит, что здесь quyis keteer (очень хорошо), и от восторга обнимает себя. Я думаю, Рейни она очень понравится.
Я собираюсь навестить семью старого французского художника-мусульманина. У него жена-арабка и взрослые дочери, и он очень приятный старик с запасом арабских легенд; я собираюсь убедить его записать их и позволить мне перевести на английский. Султан сегодня уезжает. Даже воду для питья привозили из Константинополя; я слышал это от Гекекиан-бея, у которого раньше был евнух, а теперь Кизляр Агаси при самом султане. Хекекиан имел честь поцеловать руку своего старого раба. Если кто-то попытается убедить вас в том, что цивилизация в Египте существует, посмейтесь над этим. Реальная жизнь и реальные люди в точности такие, как описано в самой правдивой из книг — «Тысяче и одной ночи»; тирания та же, люди не изменились — и они очень милые. Если бы я только мог говорить на этом языке, я мог бы влиться в арабское общество через двух-трёх разных людей и увидеть больше, чем многие европейцы, прожившие здесь всю свою жизнь. Арабы остро реагируют на малейшие предрассудки в свой адрес, но когда они чувствуют себя в полной безопасности, им нравится развлекаться с иностранцами.