17 декабря 1863 года: сэр Александр Дафф Гордон
Сэру Александру Даффу Гордону.
Каир,
17 декабря 1863 года.
Дорогой Алик,
Наконец-то я надеюсь, что через несколько дней отправлюсь в путь. У меня одна за другой возникали задержки и проблемы, в основном из-за того, что я полагался на красивые речи мистера Д. Когда Джанет обратилась напрямую во французское консульство в Александрии, она сразу же получила для меня место в «Доме Франции» в Фивах. Месье Мунье, агент Халима-паши, собирается в Эсну и позволит мне отправиться туда на пароходе, который будет буксировать его дахабие. Это будет грязно, но обойдётся недорого и избавит меня от этой ужасной холодной погоды на пять или шесть дней.
22 декабря. — Я написал это пять дней назад, с тех пор мне пришлось съехать из дома Тайера, так как его новый вице-консул захотел его занять, и я вернулся к Бриггсу. Месье Мунье с безумным нетерпением ждёт отъезда, и я тоже; но Исмаил-паша задерживает его изо дня в день. Невозможно поверить, что на Востоке можно на кого-то положиться. Передайте вашей матери, что леди Герберт уехала вверх по реке; её сын был гораздо лучше для Каира. Я видел Пьетро, её курьера, который невероятно великодушен. Он предложил Омару 8 фунтов в месяц, чтобы тот поехал с ними. Можете себе представить, как Пьетро презирал его за языческое невежество, когда тот предпочёл остаться со мной за 3 фунта. Это лишь укрепило его в презрении к арабам.
Вы бы посмеялись, если бы услышали, как я покупаю ковёр. Я увидел на базаре старого торговца с ковром на плече и спросил цену: «Восемь наполеондоров». Затем его развернули и расстелили на улице, к большому неудовольствию прохожих, прямо перед кофейней. Я смотрю на него свысока и говорю: «Триста пиастров, о дядя», — в отчаянии кричит бедный старый торговец мужчинам, сидящим у кофейни: «О мусульмане, послушайте и посмотрите на этот превосходный ковёр. Триста пиастров! Клянусь верой, он стоит две тысячи!» Но мужчины принимают мою сторону, и один из них мягко говорит: «Я удивлён, что такой старик, как ты, говорит нам, что эта дама, которая путешествует и имеет опыт, оценивает его в триста — ты думаешь, мы дадим тебе больше?» Затем другой предлагает, что если дама согласится дать четыре наполеондора, то ему лучше взять их, и на этом всё заканчивается. Здесь каждый высказывает своё мнение, и цена устанавливается своего рода импровизированным жюри.
Рождественский день. — Наконец-то я уезжаю. Завтра днём я отплываю из Булака, и мы отплываем — или, скорее, отчаливаем — рано утром в воскресенье и рассчитываем добраться до Фив за восемь дней. Сегодня я услышал любопытную историю об арабских обычаях. Я встретил Хасана, янычара из американского консульства, очень почтенного, хорошего человека. Он рассказал мне, что в прошлом году женился во второй раз, — я спросил, зачем. Это была вдова его брата, которая всегда жила с ним в одном доме и умерла, оставив двух сыновей. Она немолода и некрасива, но он считал своим долгом обеспечивать её и детей и не позволил ей выйти замуж за незнакомца. Таким образом, вы видите, что многожёнство — это не всегда чувственное удовольствие, и мужчина может проявить больше самопожертвования, чем в разговорах о сёстрах умерших жён. У Хасана есть 3 фунта в месяц, а две жены обходятся дорого. Я со смехом сказал Омару, когда мы уходили от него, что, по-моему, двум жёнам не очень удобно. «О нет! Мужчине совсем не удобно, но он заботится о женщинах, это правильно — это хороший мусульманин».