После долгих споров Мустафа вернул моего мальчика Юсуфа, но шейх-эль-Хара, христианин, заставил его брата заплатить 2 фунта, из-за чего Мохаммед выглядит очень расстроенным. Двести человек ушли из нашей деревни на работы, и, конечно, у бедных гаремных женщин нет хлеба, потому что мужчинам пришлось взять с собой всё, что у них было. Я посылаю вам очень красивую историю, как «Тангейзер».
Жил-был мужчина, который любил женщину, жившую в том же квартале. Но она была верна своему мужу, и его любовь была безнадежной, и он сильно страдал. Однажды, когда он лежал на ковре, изнемогая от любви, кто-то подошел к нему и сказал: «О, такой-то, твоя возлюбленная только что умерла, и ее несут в гробницу». Тогда влюблённый встал, последовал за похоронной процессией и спрятался возле могилы. Когда все ушли, он вскрыл её, обнажил лицо своей возлюбленной, посмотрел на неё, и страсть охватила его. Он взял у мёртвой то, в чём она отказывала ему при жизни.
Но он вернулся в город и в свой дом в великом горе и душевных муках, и его терзал грех. Тогда он пошёл к кади, очень благочестивому и сведущему в благородном Коране, и рассказал ему о своём деле, сказав: «О мой господин кади, может ли такой, как я, обрести спасение и прощение Бога? Я не боюсь». И Кади дал ему посох из полированного дерева, который он держал в руке, и сказал: «Кто знает милость Бога и его правосудие, кроме самого Бога? Возьми этот посох и воткни его в песок рядом с гробницей, где ты согрешил, и оставь его там на ночь, а на следующее утро приди и расскажи мне, что ты найдёшь, и да простит тебя Господь, ибо велик твой грех».
И человек пошёл и сделал так, как велел Кади, и снова пошёл на рассвете, и увидел, что посох пророс и покрылся листьями и плодами. И он вернулся и рассказал Кади о том, что произошло, и Кади ответил: «Хвала Господу, милосердному, сострадательному».
29 апреля 1865 года: миссис Остин
Миссис Остин.
Луксор,
29 апреля 1865 года.
Дорогая Муттер,
С тех пор, как я в последний раз писал вам, я получил коробку с довольно свежим сыром (и он очень вкусный) и другие вещи. Ничто не вызвало у меня такой радости, как ваша фотография деревенского туалета. Какой он зелёный, свежий и опрятный! Я много раз произносил «Маш-Аллах» над бейт-эль-феллахин (крестьянским домом) в Англии. Особенно удивительны перила. Я также узнал от Джанет, что Росс купил мне лодку за 200 фунтов, которая должна доставить четырёх его агентов в Асуан, а затем вернуться за мной. Так что все мои дела улажены, и, иншаллах! я отправлюсь в путь через три-четыре недели.
Погода снова довольно прохладная и свежая, но ветры очень сильные, и пыль сыплется на нас, как вода с пересохшей земли, а также с горы Гум. Это ужасно неудобно, но моё здоровье снова в порядке — несмотря ни на что.
Бизнес Хакима развивается быстрыми темпами. Думаю, в среднем я болею по четыре раза в день. Иногда по дюжине. Целый цыганский табор — отличные посетители — бедняги приносят всевозможные подарки, какие только душе угодно, но они не выносят, когда им отказывают. Они поражены, услышав, что люди их крови живут в Англии и что я знал многие из их обычаев, которые здесь такие же.
Куршид-ага приехал попрощаться перед назначением в Кене. Он был в Гау и видел, как Фадиль-паша заставил солдат по десять человек за раз укладывать на спины по 60 человек и рубить их топорами первопроходцев. Он оценил число убитых — мужчин, женщин и детей — в 1600 человек, но Мунье говорит, что их было более 2000. Шейх Хассан был полностью согласен с Куршидом, только араб был полон ужаса, а черкес — ликования. Его речь была в точности такой, как мы все когда-то слышали о «Панди», и он выглядел, говорил и смеялся так, как подобает прекрасному молодому английскому солдату, что мне стало стыдно называть его келбом (собакой), и я вместо этого назвал так Фадиля-пашу. Я также должен сказать от имени своих соотечественников, что у них была провокация, а здесь её не было. Бедняга Хаджи Султан лежит в цепях в Кене. Один из лучших и добрейших людей! Я должен пойти и передать ему тайные послания и деньги от некоторых религиозных деятелей, чтобы подкупить мудира. Шурафа, которые попросили меня об этом, родом из другого места, как и некоторые Абу-ль-Хаджаджи. Один очень уважаемый шериф из Нижнего Египта сказал мне на днях: «Ты знаешь, мусульманин я или нет. Что ж, я молю Всевышнего послать нам европейцев, чтобы они управляли нами и избавили нас от этих нечестивых людей». Мы все сидели после похорон одного из шурафов, и я сидел между шейфом из Луксора и имамом — и это было сказано перед тридцатью или сорока мужчинами, все они были шурафами. Никто не сказал «нет», и многие громко согласились.