На десять дней я снова остаюсь единственным врачом в больнице. Последнее время у нас почти постоянно находится пять-шесть белых больных. Поляк г-н Роховяцкий, попавший сюда по поводу травмы стопы, во время своего пребывания у нас заболевает вдруг гемоглобурийной лихорадкой. Он уже считает, что его дни сочтены: в Родезии ему довелось видеть семь случаев этой болезни, и все они закончились смертью. Стараюсь утешить его тем, что у нас, напротив, все больные гемоглобурийной лихорадкой остались живы. И в его случае мой метод лечения достигает успеха. А заключается он в том, что я стараюсь возможно скорее ввести больному подкожно в каждое бедро двести кубических сантиметров трехпроцентного раствора поваренной соли. Через шесть часов я повторяю эти вливания — и так два или три раза. Вливания эти очень болезненны. Но страшная боль эта появляется не сразу, а только спустя несколько дней, когда жизнь больного уже вне опасности, и, понимая, что жизнь его спасена, он реагирует на нее уже не так бурно. Опыт мой убеждает меня, что эти вливания — самое действенное средство в лечении гемоглобурийной лихорадки. Наряду с этим я, как положено, ввожу еще стерилизованную сыворотку крови, равно как и искусственную сыворотку, и даю больному большие дозы хлористого кальция.
Пример этого больного еще раз подтвердил, что большие дозы хинина, принятые единовременно человеком, к ним не привыкшим, могут вызвать приступ гемоглобурийной лихорадки. Г-на Роховяцкого начало лихорадить, и он по совету находившихся с ним в одной палате больных принял довольно большую дозу хинина, привычки к которому у него не было. На другое утро у него началась гемоглобурийная лихорадка. При каких обстоятельствах хинин вызывает массовое разрушение эритроцитов, которое предшествует гемоглобурийной лихорадке, мы, разумеется, не знаем, ибо в болезни этой многое и посейчас остается для нас загадочным. Неясно, например, почему она всегда поражает только европейцев, у негров же почти никогда не встречается.
Как только г-н Роховяцкий немного поправляется, он начинает помогать мне в строительстве. Он — плотник и столяр. Я многому от него научаюсь. Он учит меня более простому способу возведения деревянных построек, который распространен в Южной Африке, где он прожил долгое время.
Вернувшись из Мыса Лопес, доктор Нессман находит домик для врачей уже готовым и тут же занимает в нем одну из трех комнат. До прибытия доктора Лаутербурга в две другие я кладу белых больных.
Одновременно с радостью по поводу окончания строительства нас постигает и огорчение, вызванное пропажей двух наших самых больших каноэ. Вечером Доминик их недостаточно крепко привязал, и ночью они уплыли вниз по течению. Несколько ниже нашей больницы река разветвляется на три рукава. По которому же из них придется бедному Доминику, — а он сознает, что это его вина, — вместе с несколькими неграми пускаться на поиски? Скорее всего, находчивые туземцы уже поймали оба наших каноэ и спрятали где-нибудь в болотистой чаще. Потом, когда они до неузнаваемости их перекрасят, они продадут их где-нибудь в глубине страны. Каноэ здесь ценятся очень дорого, потому что туземцы сейчас их почти совсем не вырубают. Достать их можно только с большим трудом. Уже несколько месяцев, как на миссионерском пункте нет ни одного годного большого каноэ, и обслуживают его исключительно лодки, принадлежащие больнице. Несмотря на наличие катера, без каноэ нам не обойтись. Для доставки, например, дерева и бамбука, за которыми приходится ездить на короткие расстояния, нужны именно они.
Через два дня Доминик возвращается ни с чем. Но это лишь передышка: терзания нечистой совести, которые обнаруживаются в нем с необычной для негра силой, гонят его на новые поиски. И на этот раз, выбрав один из трех рукавов, он оказывается на верном пути и привозит домой оба каноэ, что вызывает бурное ликование во всей больнице. И его самого и всех его спутников по этим поискам угощают на славу и им дают выспаться вволю.
Последнее время у нас удивительно много пациентов с травмами — как белых, так и негров. Один белый, механик, приезжает из Нджоле с железным осколком на роговице. Негр-штурман речного парохода получил травму черепа от удара внезапно отскочившего брашпиля.
Есть у нас еще два негра, искусанные людьми. Одного из них искусали, когда он хотел схватить своего давнего должника. Кусать своего противника при нападении или защите у негров гораздо более принято, чем у нас.
— Когда укусил леопард, что очень худо, — говорит Жозеф. — Еще хуже — когда укусила змея; еще того хуже — когда обезьяна; а самое худшее из всего — это когда тебя укусил человек.