Море вокруг китобойных судов кишит рыбой, которую привлекают выброшенные за борт китовые отбросы. Десятки крупных акул снуют вокруг.
За месяц обычно удается забить около тысячи шестисот китов. Наготове стоит пароход с железными цистернами, в которых дорогостоящую ворвань повезут в Европу. Иногда, однако, бывает — и неизвестно по какой причине, — что забой очень невелик и люди возвращаются домой почти с пустыми руками. Да и на этот год виды не очень-то благоприятны. За первые две недели забито не больше десятка китов.
Ойембо, школьный учитель в девственном лесу
Когда я первый раз приехал в Ламбарене, там на миссионерском пункте, как я об этом уже говорил в своей книге «Между водой и девственным лесом», работал тридцатилетний учитель по имени Ойембо. Слово «ойембо» означает на местном языке «песня».
Наверное, ни к кому еще такое красивое имя не подходило больше чем к этому учителю-негру. Я сразу же привязался к этому умному, доброму и скромному человеку. Он так располагал к себе, что в его присутствии вы испытывали даже некоторое смущение.
Жена его была, как и он, обаятельной и трудолюбивой. А как они сумели воспитать своих троих малышей. Вся семья жила в бамбуковой хижине. Это и была казенная квартира нашего школьного учителя.
Ойембо переводил мои проповеди на местный язык. По субботам он приходил вечером ко мне, чтобы все прорепетировать. Я должен был слово в слово пересказать ему всю проповедь, чтобы в нее не попали какие-нибудь непонятные ему или непереводимые на пангве слова. Как надо было быть осторожным, чтобы не говорить о том, чего негры не в состоянии себе даже представить! Некоторые евангельские притчи приходилось или совсем пропускать, или прибегать к подробнейшим пояснениям, ибо жители Огове не знают, например, что такое виноградная лоза или нива.
В конце войны, когда миссионерскому пункту из-за недостатка средств пришлось сокращать число служащих, Ойембо оставил свое место учителя, чтобы перебраться в родную деревню, расположенную довольно далеко от нас, возле озера, и окруженную лесом. Он уже немало натерпелся и перед тем, так как скудного жалования его было недостаточно, чтобы прокормить себя и семью. Теперь ему надо было найти какой-то заработок. И вот он решил завести плантацию.
Когда в 1924 году я снова приехал в Африку, я встретил Ойембо на побережье. Он только что вместе с другими мужчинами из своей деревни привел по Огове огромный плот и получил за этот плот от голландской фирмы, на которую он работал, немалые деньги.
— Хорошо ты устроился, Ойембо, — сказал я, — ты взялся торговать лесом, а это самый верный способ разбогатеть.
— Да, дела у меня идут неплохо, — как всегда скромно ответил он. Едва успел я спросить его о жене и детях, как он уже должен был снова спешить, чтобы присутствовать при обмере и сдаче привезенного им леса. Мне же надо было идти платить пошлины за прибывшие грузы. Собственно говоря, это было даже хорошо, что нам в этот день не довелось много говорить друг с другом. Ойембо-лесоторговец был для меня уже не тем, чем был Ойембо-учитель. Ведь именно на него-то и возлагали мы такие большие надежды по части просвещения и воспитания детей. Мы ждали, что он покажет своим сверстникам, которые все кинулись зарабатывать деньги, что есть на свете нечто более высокое — благородный самоотверженный труд. Сверстники его, учившиеся вместе с ним в миссионерской школе и выдержавшие выпускные экзамены в тот же год, что и он, пренебрежительно отнеслись к тому, чтобы стать учителями. Перебиваться всю жизнь на скудном жаловании и с утра до вечера иметь дело с упрямыми мальчишками — все это их нисколько не привлекало. А ведь они знали, какой недостаток испытывает колония в учителях-африканцах, а ведь миссионеры усиленно уговаривали их предпочесть дело воспитания подрастающего поколения погоне за деньгами. Однако у каждого из них был свой предлог, своя отговорка, почему полученные в школе знания он должен сейчас в первую очередь применить, работая в Колониальном управлении в качестве простого писца или сыскав себе прибыльное место в одной из лесоторговых фирм. Одному надо было уплатить долги брата, другому — свои собственные, третий собирался купить жену, четвертому деньги были нужны на то, чтобы завести плантацию.