Не успеваем мы покончить с изолятором, как под ногами Ноэля, который в этом время считает кур, проваливается прогнивший пол нашего курятника, а вслед за тем перегородки, которые увлекают за собой стены. Ни о каком ремонте не может быть и речи, потому что в прогнившем насквозь дереве не будет держаться ни один гвоздь. Поэтому еще раз приходится оставлять всю другую работу и спешно строить новый курятник... спешно потому, что старый уже нисколько не защищает наших кур от леопардов и змей.
К африканскому курятнику предъявляются совершенно иные требования, чем к европейскому. Для того чтобы сделать его недоступным для полчищ муравьев, приходится ставить его на сваях, причем свай этих должно быть возможно меньше. Чтобы уберечь кур от леопардов, постройка должна быть очень прочной и иметь такую крышу, в которой лапа самого сильного леопарда не могла бы пробить дыру и проникнуть внутрь. Стены, и пол, и крыша должны быть абсолютно непроницаемы, чтобы сквозь них не могли пролезть змеи. Так как мой курятник стоит пока что на временном месте и, возможно, в дальнейшем будет перенесен на другое, надо к тому же строить его с тем расчетом, чтобы его можно было без особого труда разобрать, а потом собрать снова.
Для такой искусной работы строительных способностей Ноэля не хватает. Поэтому постройкой курятника мне приходится руководить самому, и я трачу на это по два-три часа в день, отрывая их от моих больных.
По счастью, я успеваю обнаружить, что муж одной из моих больных, страдающей сонной болезнью, разбирается в плотничном деле. Так как жена его начинает чувствовать себя лучше, Моненцали — так зовут этого человека — соглашается в течение некоторого времени регулярно на меня работать за питание и подарки, которые я ему обещаю. К сожалению, он не знает метрической системы. Поэтому, чтобы указать ему необходимые размеры, мне приходится давать ему соответственно отпиленные куски бамбука и неотступно наблюдать за его работой. В остальных отношениях его нельзя назвать неумелым. Не могу даже представить себе, как за эти несколько недель без его участия я справился бы с этой работой.
21 июня речной пароход привозит наконец мои семьдесят три ящика. В тот же самый день прибывает большой моторный катер для миссионерского пункта, а в нем новый двадцатитрехлетний миссионер, г-н Абрезоль из Швейцарии. Он обучился в Европе искусству водить катера и сразу же предоставляет в мое распоряжение новый катер, который возьмет на буксир те каноэ, на которых будут перевозить мои ящики с места причала. Если до наступления темноты не удастся переправить их в больницу, им придется лежать на траве под открытым небом, где до них легко добраться и дождю, и ворам. Католическая миссия предоставляет мне большое каноэ, которое может за один раз перевезти восемь самых больших ящиков. С помощью моторного катера лодке этой до наступления вечера удается совершить два рейса. Наконец уже на заходе солнца неожиданно появляется маленький пароходик голландского лесоторговца, который несколько недель находится у меня на лечении. Разумеется, мы забираем и его себе на помощь. К восьми часам вечера все ящики перевезены, за исключением тех, в которых уложена кухонная плита и которые мы оставляем под навесом для лодок. Там они останутся на две или три недели, защищенные от дождя так, как может защитить продырявленная крыша навеса, и в такой безопасности от воров, какую могут обеспечить двое моих больных, которым поручено их охранять. Перевезти же их у нас нет времени, да и негде их сложить.