Разумеется, я не даю им его увезти. То, что, занятый его лечением, я полночи не спал, ничуть их не беспокоит. Им и в голову не приходит меня поблагодарить. Насколько я могу понять, они считают, что отблагодарить и вознаградить меня должен хозяин повара, ибо виновник несчастного случая — находящийся у него в услужении бой, за которого его хозяин несет ответственность. Такое поведение кажется мне чересчур бесцеремонным даже для полудикарей, какими являются пангве. Я решительно его осуждаю, и вот, чтобы умилостивить меня, весь этот клан каждую субботу после полудня преподносит двенадцать больших связок бананов — очень щедрая дань! — «в подарок доктору» и не дает мне делать больному перевязку, пока я этой дани от них не приму. Несмотря на то что ранение тяжелое, заживает оно, против ожидания, хоть и медленно, но хорошо — и, как видно, оттого, что я обеззараживаю рану метилвиолетом. Больной может уже немного шевелить рукой. Родственники его много раз являются с теми же подношениями и пытаются склонить меня на свою сторону. По субботам после обеда раненый сидит на берегу и с тоскою смотрит на реку, ожидая, когда покажется каноэ. Родичи больного, расположившиеся в деревне выше по течению реки, продолжают выпытывать у него, все так же ли доктор тверд в своей решимости. Если посланцы возвращаются с известием, что, по всей видимости, перемен никаких нет, то снова посылаются бананы, хотя иногда это делается уже только в понедельник. По счастью, перелом хорошо срастается, и я имею возможность без вреда для больного прекратить перевязки еще до того, как пангве признают себя побежденными.
Расспрашивая этого человека по поводу золотых коронок у него на зубах, узнаю, что мой пациент, побывал в Европе и участвовал в войне. Сам он мне об этом ничего не рассказывал. Золотые коронки поставлены ему без всякой надобности. У солдат-негров было обыкновение ставить себе такие коронки, чтобы по возвращении домой поразить ими своих односельчан. Во всех остальных отношениях, в одежде и в обычаях своих воевавший в Европе африканец остался таким же негром, каким был, и только после всего пережитого сделался серьезнее. Можно подумать, что над ним тяготеет некая страшная тайна.
— В деревне люди хотят, чтобы я рассказывал им о войне, — говорит он, — а я не могу. Они все равно не поймут. Все было так ужасно, так ужасно.
В течение тех нескольких недель, когда раненый находится в больнице, я держу спустившего курок боя у себя, чтобы родственники больного не могли причинить ему никакого вреда, чтобы они не похитили его и потом не вымогали за него крупной суммы в возмещение понесенного ими урона. Бою велено прислуживать на кухне, и он помогает Матильде Коттман мыть посуду. Радуюсь, что мне удается наконец достичь соглашения между раненым и стрелявшим касательно уплаты за причиненный ущерб. Бой должен заплатить пострадавшему около ста шиллингов, по десять шиллингов в месяц, и дает ему в придачу еще козу. Обычай туземцев требует, чтобы тому, чья жизнь подвергалась опасности, в уплату непременно давалось что-то живое. Если бы человек этот лишился руки, бой обязан был бы купить ему жену.
Немало серьезных разговоров веду я с этим негром, потрясенным всем, что он пережил на войне. Г-жа Херман он тоже полюбился. Когда она приходит к нам в больницу, чтобы прочесть вечерние молитвы, он всегда является одним из первых.
В декабре нам привозят одного бенджаби с лесного участка на озере Азинго. Он и его спутники за три дня умудрились съесть большого слона, которого они неподалеку оттуда убили, и в горле у него застрял кусок твердого слоновьего мяса.
Американец, который находится здесь с начала октября и которому мы вскрываем один за другим глубоко лежащие абсцессы мышц, начинает заново учиться ходить. Я уже почти потерял надежду его спасти. Исхудал он невообразимо.
Среди находящихся у меня на излечении белых больных есть один человек, который совсем недавно прибыл сюда искать счастья. Лесоторговцы-негры, на которых он положился в деле разработки богатого лесного участка, воспользовались его неосведомленностью и выманили у него большую часть привезенных им с собой денег. С тем, что у него еще осталось, он собирается теперь вернуться домой, как только окончательно оправится после солнечного удара, который здесь очень быстро его настиг.