Ты пишешь, что шлепанцы для слона можно было бы сделать, только это были бы уже не шлепанцы, а сапоги. Это замечание убеждает меня в том, что какая-то ветвь твоей фамилии непременно должна быть в Ирландии. Интересно, как их фамилия? (О дитя, будь снисходительна к моей рассеянности! Дама, живущая в доме напротив, целый день распевает. Репертуар ее состоит в основном из причитаний, и в ее исполнении все они звучат на один мотив. В голосе ее есть одна сильная нота, и дама об этом знает! Мне кажется, что это чистое ля, но у меня нет особого слуха. Стоит ей взять эту ноту, как она тотчас же завывает!) Должно быть, О'Рикси?
Что касается твоих неинтересных соседей, то я тебе очень сочувствую. Как я хотел бы, чтобы ты была здесь. Я мог бы тогда научить тебя не говорить: «Трудно все время ходить в гости в одно и то же место, как это делают все!»
А теперь я перехожу к наиболее интересной части твоего письма — вопросу о том, можешь ли ты считать меня твоим настоящим другом, писать мне обо всем, что тебе только вздумается, и спрашивать моего совета? Почему же нельзя? Конечно, можно, дитя мое! Для чего же я еще? Но, мой дорогой маленький друг, ты даже не представляешь, что для меня значат эти слова! Когда кто-то смотрит на меня или хочет спросить у меня совета, я чувствую скорее робость, чем гордость,— робость при мысли, что другие думают обо мне так хорошо и что я есть на самом деле. Но разве не сказано: «Уча, учись»? Впрочем, мне не хотелось бы говорить о себе, это не очень удачная тема. Возможно, о любых двух людях можно сказать, что, если бы каждый из них все глубже проникал в мысли другого, то любовь рано или поздно зачахла,— не берусь судить с уверенностью. Как бы то ни было, мне хотелось бы завоевать любовь моих малолетних друзей, хотя я знаю, что не заслуживаю ее. Пожалуйста, пиши мне свободно, так, как тебе хочется.
Теперь я дошел до города и встречи с Феб в пятницу — она брызгалась и шлепала босиком по воде, «счастливая, как птица, что летит» (это слова из той песенки, которую она напевала, когда я впервые увидел ее). Во вторник вечером принесли телеграмму: ей срочно нужно быть в театре на следующее утро. Поэтому вместо того чтобы ложиться спать, Феб принялась собирать в дорогу все вещи, и мы уехали последним поездом, добравшись до ее дома около часа ночи. Но даже те четыре дня, которые она дышала морским воздухом, и новое ощущение, к счастью, пошли ей на пользу. После ее отъезда я чувствую себя очень одиноким. Она необыкновенно милый ребенок и к тому же ребенок думающий. Было очень трогательно видеть, как в глазах ее появлялось особое выражение, когда мы беседовали с ней о Боге и о небесах,— как будто ангел-хранитель нашептывал ей что-то (мы каждый день читали с ней понемногу Библию, я не помню никого из моих маленьких друзей, кто заботился бы о душе так же, как он заботится о теле).
Разумеется, при всем том между разумом старого человека и маленького ребенка не так уж много общего, но все же, как мне кажется, некая общность существует...
Мэри Майлхэм
Лашингтон Роуд, 7, Истберн 6 сентября 1885 г.
Дорогая Мэй!
Большое тебе спасибо за персики. Они были просто великолепны. Съесть такой персик было почти так же приятно, как поцеловать тебя, хотя, разумеется, не совсем: думаю, что если бы я точно все измерил, то мог бы сказать «на три четверти так же приятно». Мы очень хорошо проводим здесь время, пески здесь такие красивые. Но мне очень хотелось бы в один прекрасный день встретить тебя, и чтобы ты стирала свой носовой платочек в небольшом водоеме среди скал! Я брожу по берегу, ищу тебя, но напрасно, и тогда я спрашиваю: «Где же Мэй?» А глупый лодочник, не дослышав, отвечает: «Какой май, сэр! На дворе уже сентябрь!» И это меня совсем не утешает.
Всегда любящий тебя Ч. Л. Д.
Эдит Рикс
Крайст Черч, Оксфорд 30 октября 1885 г.
Дорогая Эдит!
Наконец, пришли автографы. Посылаю тебе в письме твои автографы. Я написал об этом Лотти и послал ей ее автографы, попросив, чтобы она показала письмо тебе — это избавило бы меня от необходимости писать об одном и том же дважды.
Не помню, сколько раз я говорил о тебе мисс Терри, но не думаю, чтобы я упоминал в разговоре о твоей работе в колледже (иначе мисс Терри не думала бы, что ты и Лотти еще «маленькие дети!»), поэтому точность замечания «о тех, кто думает и т. д.» чисто случайная.
Интересно, какое заключение тебе удастся вывести из трех посылок: