133
Париж, 12 августа 1848.
Солнечная погода кончается, а через каких-нибудь несколько дней подступит и вовсе холодная пора, столь мне ненавистная. Не могу выразить, как я на Вас зол. К тому же сезон абрикосов и слив почти уже прошел, а я заранее предвкушал, как буду лакомиться ими в Вашем обществе. Я уверен вполне, что, захоти Вы на самом деле вернуться в Париж, Вы были бы уже тут. Я ужасно скучаю и испытываю громаднейшее желание отправиться куда-нибудь, не дожидаясь Вас. Все, что могу я сделать,— это дать вам срок до трех часов 25-го числа и ни часу более. У нас царит полнейшее спокойствие. Поговаривают, правда, о бупте, который намерен устроить г. Ледрхо \ протестуя против следствия; но вряд ли это разрастется во что-либо серьезное. Первейшим условием для вооруженного столкновения должно быть наличие пороха и ружей у обеих сторон. Нынче же все сосредоточено в одних руках. Третьего дня, на годовом экзамене, лучшую оценку получил мальчуган по имени Леруа. Другие мальчишки кричали: «Vive ie roi!» «Да здравствует король!».
Генерал Кавеньяк, не знаю уж по какой причине присутствовавший на церемонии, хохотал от души. Но когда тот же мальчуган выиграл и другой приз, крики сделались столь нестерпимо громкими, что генерал, потеряв всяческое самообладание, принялся с таким остервенением дергать себя за бороду, v точно хотел вырвать ее с корнем. Прощайте; я страшно сердит на Вас; напишите мне поскорее.
Париж, 20 августа 1848~
Я начинаю думать, что в нынешнем году не увижу Вас вовсе. Тут снова заговорили о бунтах, да к тому же холера может еще более осложнить обстоятельства. Говорят, она уже в Лондоне. И наверняка в Берлине. Последние дни все ждут открытого столкновения. Предполагают, что к стрельбе могут привести споры вокруг следствия1. Я же # упорно держусь своего мнения и покуда в такую вероятность не верю; однако поддержки почти ни в ком не нахожу. Положение, в сущности, весьма запутанное. Оно как две капли воды походит на ситуацию в Риме времен заговора Катилины2. Одно только — Цицерона не хватает. Что же до исхода возмущений, я не сомневаюсь в победе правого дела. Впрочем, в этом не сомневается никто; однако ж, имея дело с безумцами, нельзя надеяться на разумные действия,— хотя, быть может, я и ошибаюсь,, думая, что неуверенность в успехе помешает вспыхнуть мятежу. Ну, доживем до будущей недели и поглядим. В среду должны начаться прения; следствие, как представляется мне, показало главное: глубочайшие разногласия среди самих республиканцев. Стало очевидно, что там не найти и двух людей, которые придерживались бы одинакового мнения. Досаднее всего то, что у гражданина Прудона 3 внушительное число последователей, и листки его тысячами распродаются в предместьях. Все это весьма печально; однако, что бы ни произошло, нам долго еще предстоит существовать в подобных условиях и надобно к ним привыкать. Но все же самое важное для меня — знать, приедете ли Вы 25-го. Если суждено быть бою, он будет проигран или выигран именно в этот день. А потому не стройте никаких планов, вернее, постарайтесь устроить все так, чтобы присутствовать при нашей победе или погребении 25-го числа. И еще одно меня печалит: жара кончается, хорошая погода проходит, и к возвращению Вашему персиков уже совсем не останется. Листья начинают желтеть и падать. И я уже предвижу все скверности, какие несут нам обыкновенно холода и дожди, которые кажутся мне куда серьезнее и неотвратимее, нежели бунт. Последние несколько дней я чувствую себя скверно, потому, возможно, мне так и грустно. Нет нужды говорить Вам, как я был бы раздосадован, если бы мне пришлось умереть, так и не дожив до обеда нашего в Сен-Жермен, который, надеюсь, все же состоится. Прощайте; поскорее напишите мне. Не следовало бы Вам дразнить людей, да еще так издалека.
Париж, 23 августа 1848.
Вы повели себя до крайности неучтиво, не удосужившись ответить мне ранее. Последнее письмо мое было, видимо, слишком мрачно. Ныне же я вижу вещи если не в розовом, то в светло-сером свете. Этот цвет — •самый веселый из всех, допускаемых Республикой. Меня, помимо моей воли, убедили было в неизбежности вооруженного столкновения; но теперь я снова в него не верю, а если и верю, то полагаю, что произойдет это через некоторое время. Так же реально представляю я себе, как Вы погибаете от холода на берегах вашего моря. Чувствую я себя все еще •скверно —не ем и не сплю; однако же худшая из бед та, что я нестерпимо скучаю. А ведь занятие у меня есть, и я не зеваю день-деньской от безделья; но, отчего бы явление это ни возникло, оно всегда крайне неприятно. Что же до Вас, я не понимаю, какие дела задерживают Вас в Б<улони>, и не нахожу иного объяснения пребыванию Вашему средь тамошних дикарей, как то, что Вы вскружили кому-то голову и необыкновенно этим гордитесь. Ну и достанется же Вам от меня, когда Вы вернетесь. Произойдет это в пятницу или в понедельник? Я полагаю, что было бы неосторожно ждать дальше. Прощайте; оставляю Вас, дабы пойти послушать Вашего любимца г. Минье \ выступающего нынче в Академии нравственных и политических наук2. Вот увидите: следствие пройдет без выстрелов; касательно же скандала — время бежит так быстро, что о нем все уже успели позабыть.