Разумеется, Вы пожелаете написать мне до моего отъезда: 18, Arling-ton street, саге of the honb,e E. Ellice 2. Оттуда Ваши письма перешлют или сохранят йх до моего приезда в Лондон. Прощайте. Мне не надобно просить Вас писать как можно чаще.
Кинлох-Луихарт, 16 августа 1856,
Я не слишком доволен письмом Вашим, полученным мною перед самым отъездом из Гленкойха*. Вы и сами знаете, сколь свойственно Вам сгоряча так все себе представить, что самые простые действия кажутся невозможными. Подумайте, право, еще раз о том, что я сказал Вам, и по зрелому размышлению ответьте — да или нет. Ответ пошлите в Лон-дон, к Right honble Е. Ellice, 18, Arlington street.
Дичь и тетерева начинают мне приедаться. Виды, поистине замеча-тельные, которыми я любуюсь каждый день, еще сохраняют для меня некоторую прелесть, но любопытство я удовлетворил уже вполне и не надеюсь найти еще что-либо необыкновенное. Вот чем я не устаю восхищаться, так это неколебимой угрюмостью этих людей. Кажется, посади их на одну галеру — они и гам не станут общительнее. А причина вся в том, что они боятся тотчас выказать свою глупость, как говаривал Бейль, или, может быть, по складу характера они предпочитают радости эгоистичные,— словом, без колдуна тут не разобраться. Сюда мы приехали одновременно с двумя мужчинами и дамой средних лет; все они, очевидно, принадлежат к высшему свету и немало путешествовали. За ужином мне захотелось сломать лед. После ужина муж взял газету, жена — книгу, попутчик их сел писать письма, а мне досталось мило беседовать с хозяином и хозяйкою дома. Заметьте при этом, что гости, которые, сидя в гостиной, столь решительно от всех отмежевались, не виделись с хозяйкою нашей куда более долгое время, чем я, и тем для бесед с нею у них безусловно было много больше. Мне говорили,— и я склонен этому верить после того немногого, что я видел,— будто кельты (живуг щие в ужасающих трущобах возле самого дворца, где я бываю) умеют вести беседу. По крайней мере в базарный день шум стоит изрядный — оживленные голоса, смех, крики. Язык их на диво музыкален. А в Англии и в Южной Шотландии — могильная тишь. Нехорошо с Вашей стороны написать мне только раз. Я пишу Вам не менее чем в два раза чаще. Но мне не хочется ругать Вас из такой дали. Вот Вам мои планы: отсюда я отправлюсь в Инвернесс, где проведу день; оттуда поеду в Эдинбург, затем в Йорк, Дархэм и быть может в Дерби. В Париже я полагаю быть 23-го.
Карабачель 4, четверг, <-?-?) декабря 1856.
(Забыл число.)
Дождь льет стеною. А ведь вчера еще погода была божественная. И мне обещают, что завтра она снова исправится. Я воспользовался прекрасною этой погодою и вывихнул запястье, поэтому пишу Вам сейчас лишь благодаря знакомству с американской методой письма, которая дает возможность не шевелить пальцами. Случилось все по вине жеребца, неистово возжелавшего шепнуть что-то не слишком пристойное кобыле лорда 3<шбертона> 2; взбешенный моим сопротивлением преступной его страсти, он взбрыкнул и предательски сбросил меня через голову в тот самый миг, как я раскуривал сигару. Происходило это на тропинке над морем, которое шумело в каких-нибудь ста футах под нами, и, падая, я, к счастью, избрал тропинку. Никакого ущерба себе я не причинил, если не считать руки, которая сегодня ужасно распухла. На будущей неделе я собираюсь поехать в Канны, куда вы наверное соблаговолите написать мне до востребования. Заканчивая же главу о здоровье, я выражаю надежду, что к тому времени мне будет значительно лучше. Однако ж здесь у меня вновь случился неприятный приступ головокружения, только не такой сильный, как бывало в Париже. Здешний доктор сказал, что это нервические спазмы и что надобно делать много упражнений. Я следую его советам, а меж тем сплю ничуть не лучше, чем в Париже, хоть и ложусь в одиннадцать часов. От меня зависело прослыть здесь львом (в английском смысле), а то все смертельно скучают. Меня положительно осаждали картежники — приходилось играть и на русский и на английский манер; а потом решили представить великой княгине Елене8, от каковой чести я решительно отказался. Из области сплетен: тут живет нынче некая графиня Апраксина \ которая курит, носит круглые шляпы и держит в гостиной козочку, для чего велела застелить пол живою травой. Но самый забавный персонаж все же леди Шелли5: всякий день она что-нибудь выкидывает. Вчера, например, она написала французскому консулу: «Леди Шелли уведомляет г. Пилле6, что сегодня она устраивает восхитительный ужин по-английски и была бы рада увидеть его после, в девять часов пять минут». А мадам Вижье7, бывшей мадемуазель Крювелли, она написала: «Леди Шелли счастлива была бы видеть мадам Вижье, когда бы та соблаговолила принести с собою свою музыку». На что бывшая Крювелли не замедлила ответить: «Мадам Вижье была бы счастлива видеть леди Шелли, когда бы та соблаговолила пожаловать к ней и вести себя, как подобает воспитанной особе». А как проводите время Вы? Я уверен, что Вы совсем не вспоминаете Версаль,— Вам ведь так свойственна беспамятность. Надеюсь, в марте мы пойдем смотреть, как распускаются первые примулы. Неужели правда он '''был. тот странный вечер в Версале, а после такое же странное утро?