Сейчас со времени вынесенного мне приговора прошло 13 лет. Это тоже давность! Многое можно и должно забыть. И во всяком случае было бы неправильно прошлое вменять настоящему, поскольку две эпохи отличаются друг от друга. Произошли великие сдвиги, и именно это есть причина, почему я пишу Вам, друзья мои, настоящее письмо.
Судьба русской эмиграции после 1940 года мне мало известна. Часть эмигрантов, по-видимому, примкнула к Гитлеру. Зная общие взгляды и убеждения эмиграции, мне не верится, чтобы примкнувшие к Гитлеру разделяли идеи фюрера и оправдывали его дела. И потому мне неясно, как это все случилось, т. е. что они решились служить расистам, если это было на самом деле. Так как я сам не герой, то я не осуждаю их, но о том, что произошло, глубоко скорблю. Я стараюсь объяснить все это самому себе тем, что в лице Гитлера они увидали сильного противника Советской власти — и только. Они закрыли глаза на то, что видели некоторые. Многие из нас, вероятно, помнят, что примерно в 1935 году в Белград приезжал один эмигрант. Он прочел три лекции в переполненном театре. Но сущность его многочасовых речей можно сформулировать в нескольких словах, им произнесенных:
— Не за всякую цену мы можем продаваться. Мы не должны присоединяться к тем, кто будет воевать не только с Советской властью, но и с Россией и с русским народом.
Весь русский Белград слышал эти слова. Прискорбно, что их забыли. Я же лично понял смысл мировой войны, когда увидел воочию советских бойцов.
Мы, эмигранты, думали примерно так:
— Пусть только будет война! Пусть только дадут русскому народу в руки оружие. Он обернет его против «ненавистной» ему Советской власти. И он свергнет ее!
Но случилось обратное. Получив в руки оружие, русский народ не свергнул Советскую власть. Он собрался вокруг нее и героически умирал в жестоких боях. Наивно думать, что советские бойцы дрались с таким мужеством из страха перед Советской властью. Кто мешал этим людям сдаваться в плен? Были и такие, как известно. Я слышал, что некоторые мои друзья бывали в среде так называемых «власовцев». Этих «власовцев» было ничтожное число, если сравнить их с громадой армии и народа. За что же дрался этот народ, истекая кровью? Для меня это ясно — за Родину!
Из этого стало очевидно, что своей родиной эти люди считают Советский Союз, а Советскую власть считают своей властью.
Этот факт разрушил главный устой эмигрантской идеологии.
Нам могут приписывать все, что угодно, наши враги. Но мы-то сами знаем правду. Лучшая часть русской эмиграции болела за русский народ. Ее мечта была свергнуть Советскую власть. В лице Гитлера эмиграция увидела «освободителя». Я держал в руках открытку с портретом фюрера, под которым была надпись по-русски «освободитель». Многие этим соблазнились и заблудились.
У меня глаза открылись. Кого мы хотели освобождать? Тот народ, что умирает за своих «угнетателей»? Я сказал себе:
— Война всегда почиталась великим экзаменом, неким проверочным испытанием народов. Более современным было бы выражение «плебисцит». Вторая мировая война была неким голосованием в отношении Советской власти. Поставлен был вопрос: «Желаете ли вы свержения Советской власти?» Умирая на полях битв, советские люди отвечали:
— Не желаем.
Значит, мы ошиблись. Этот народ не желает «освобождения» из наших рук. Когда я это понял, наши усилия по свержению Советской власти показались мне и трагическими и смешными.
Это то, что я прежде всего хотел сказать. Если эмиграция не сделала вывода из трагического голосования, совершившегося в 1941–1945 годах, и продолжает деятельность, направленную к свержению Советской власти, то это ошибка. Это не нужно тем, для кого она радеет. Оставьте их в покое. Пусть они сами устраивают свою жизнь, как знают. Они не поддержали нас, белых, в 1918–1920 годах, в годы гражданской войны. Они отвергли и уничтожили примкнувшие к Гитлеру эмигрантские батальоны во время второй мировой войны, в 1941–1945. Неужели не довольно? Неужели еще раз, в третий раз, мы, непрошенные, пойдем «освобождать» русский народ? Под чьими знаменами? Аденауэра? Его преемников?
Могут быть голоса из русской эмиграции:
— Зачем вы нам приписываете то, чего у нас и в мыслях нет? Мы не зовем к войне!
Но я отвечу:
— Нет, вы готовите войну, настоящую войну, «горячую» войну, поскольку вы занимаетесь «холодной» в сохранившихся до сих пор антисоветских организациях.