Но – Костя на дежурстве. Гестапо. Сил больше не было, опротивело юлить, я ему прямо сказала, что не хочу в филармонию, хочу на Нирвану. Он рот открыл от изумления, посмотрел на меня, как на умалишенную, затем объяснять принялся, как дурочке, аккуратно, вкрадчиво, кроме того, что группа эта заграничная, и то, что солист их… Я ему в глаза рассмеялась. «Кавер-концерт сегодня будет, – сказала ему, – будут Нирвану играть. Меня Женя пригласил… нас пригласил – поправилась я. – Но ты же все равно не захочешь пойти». Костя казался пораженным. «Если ты захочешь, чтобы я не захотел, я не захочу», – чуть не задыхаясь, выдавил из себя он. Изувер! Что я ему могла на это ответить! Тем более вид был у него такой подавленный. Пришлось желать его компании, против чаяния. Так еще жеманился!..
Понятно, что на концерт он «захотел» пойти только из ревности, не затем, конечно, чтобы столько унизить себя, чтобы ускорить разрыв между мной и им, что получилось в результате. И все же, неудовольствие свое он начал выказывать еще по пути; так и висело в воздухе напряжение, так и предчувствовалось, что что-то должно произойти в этот вечер, что-то решительное.
Концерт проходил в «Орешке» – это название бара. Мы пришли и узнали на входе, что за нас уплачено, эта новость крайне раздосадовала Костю. Он, во что бы то ни стало, пожелал заплатить за себя сам, как и за меня, за свою спутницу. Контролер его пытался урезонить, говоря, что двойную плату за вход ему вносить, по меньшей мере, бессмысленно, предлагал ему угостить лучше пивом своего друга, который за него заплатил. Костя и здесь пожелал сообщить, что заплативший за него человек, ему не друг, и таки всунул деньги контролеру. Тот только пожал плечами, и мы вошли.
«Орешек» мне представился каким-то полуподвальным помещением, хотя и располагался он во втором этаже торгово-развлекательного-центра. Свет внутри исходил из настенных бра, очень тускло, обвивался, путался табачным дымом, рассеивался полусумраком. Пол, стены, потолок – все было оббито досками, что создавало впечатление, будто оказались мы в каюте какой-то шхуны, разве что необыкновенно просторной и укомплектованной сценой и распивочной стойкой. За стойкой, как говорится, яблоку негде было упасть. Сцена пока была пустой, не считая пары гитар и барабана, ожидавших музыкантов. Последние, по всей вероятности, пребывали за занавесью, которая служила ширмой, потому как была за сценой, была черного цвета, казалась запыленной, грязной. Столы были расставлены по периметру. Это были перевернутые вверх дном большие деревянные бочки, на них, как и на распивочной стойке, помимо грубых пивных бокалов, значилась обязательная порция арахиса, очищать который следовало прямо на пол, чему свидетельствовало обилие кожуры под ногами. (Отсюда название – «Орешек», или из названия произошла эта традиция, не знаю.) Так и приходилось ожидать, что из-под слоя кожуры или из щели в деревянном полу вылезет наглая мышь или жирная и страшная крыса. Из публики, собравшейся в «Орешке», я узнала некоторых, кого не так давно наблюдала в «Подвале». Тут был и тот мальчик с козьей бородкой, заплетенной в косичку, промелькнуло также лицо Виолы, моей недавней соперницы, которую я теперь не могла отыскать глазами, и чудаковатый бармен из «Подвала», здесь, находясь как бы «по другую сторону баррикад», заливал в себя пиво с великим усердием, будто желая кому-то и за что-то отыграться. Но присутствовали также и субъекты иного сорта. Они резко выделялись на общем фоне, не чем иным, как своим естественным безобразием. Представлялись эти последние не пойми во что одетою, месяц не купаною оголтелой сворой, не имеющей ни малейшего представления о наипростейших правилах приличия и обыкновенной морали.
Наконец, я обнаружила Женю, обратила на нас его внимание, помахав рукой. Он откликнулся не сразу, был занят разговором. Мы подождали. Спустя пару минут с присущей ему непринужденностью он удовольствовался нашим присутствием и, обращаясь ко мне преимущественно, поинтересовался, как нам здесь, в «орешке», нравится? Я желала пропустить этот вопрос мимо ушей, но его долгий и внимательный взгляд требовал обратных слов.
– Мрачновато, – ответила я лаконично, сокрыв еще несколько нелестных эпитетов, так и напрашивавшихся в комментарий. Впрочем, мое лицо, конечно, выразило недосказанное. Женя, к большому облегчению моему, не смутился нисколько полученным ответом, напротив, дал понять, что ожидал гораздо худшей реакции.