Я намеревался написать тебе в деталях о том, что случилось дома, и попытаться объяснить тебе то, что занимает сейчас мои мысли, притом что я хотел тебе также написать и о других делах, но сейчас у меня совершенно нет времени, а потому я думаю, что будет лучше, если я снова напишу тебе о моих рисунках.
Мауве сказал, что я испорчу по крайней мере десяток рисунков, прежде чем пойму, как нужно работать кистью. Но за этой точкой – лучшее будущее; так что я продолжаю работать с хладнокровием, на которое только могу себя собрать, и не испытываю страха из-за ошибок.
Это понятно без слов: никто не может стать мастером за один день.
Вот сюжет моего нового большого рисунка, но я делал этот небольшой набросок в ужасной спешке, поэтому он получился ужасно.
Я планирую сделать серию рисунков пером в перерывах между работой над разного рода мелочами, но в совершенно иной манере, нежели тот, что я сделал прошлым летом. Немного более едкий и злой.
Что касается размеров рисунков или различных предметов, то я с радостью приму во внимание то, что скажут г-н Терстех и г-н Мауве. Недавно я начал работать над рисунками большего формата, ибо я должен изо всех сил преодолеть сухость этюдов, сделанных мною прошлым летом. И прошлым вечером Мауве сказал, хотя, безусловно, что он меня продолжает критиковать: «Это начало того, что станет акварелью». Если мне удалось так много, то думаю, что я не зря потратил и время, и деньги. И сейчас я пытаюсь овладеть техникой работы кистью и научиться передавать силу и звучность цвета на картинах большего размера, а затем снова вернусь к небольшим изображениям. Фактически у меня уже есть две небольшие работы, но поскольку у меня были с ними проблемы, я частично их вытер. Я начал этюд очень крупного формата, набросок с которого я посылаю тебе.
Модель, с которой я работаю сейчас, новая, хотя я ее уже делал с нее довольно беглый рисунок. Вернее, это больше, чем одна модель, потому что в этом доме у меня уже три модели – женщина лет сорока пяти, которая напоминает типаж Эдуара Фрера, ее тридцатилетняя дочь и девочка лет десяти-двенадцати. Это бедные люди, терпению которых, должен сказать, нет цены.
Дочь пожилой женщины некрасива – лицо со следами оспы, но она грациозна и, на мой взгляд, привлекательна. У них хорошая одежда: черные шерстяные платья, чепцы изящного фасона, красивая шаль и т. д.
А пока я должен попытаться продать какие-нибудь из них [моих рисунков]. Если бы я мог, я оставил бы у себя все, что делаю сейчас, потому что если бы эти этюды полежали у меня хотя бы год, за них можно было бы получить больше денег, чем сейчас.
Причина, по которой я хотел бы оставить рисунки на какое-то время у себя, проста. Рисуя отдельные фигуры, я всегда нацелен на композицию из многих фигур, например зал ожидания третьего класса, ломбард или интерьер. Но такие крупные композиции должны вызревать постепенно: чтобы сделать рисунок с тремя швеями, ты должен нарисовать девяносто швей. И ты это видишь.
Я решительно не пейзажист. Когда я пишу пейзажи, то и дело добавляю в них какие-нибудь фигуры.
И когда настанет лето и холод перестанет быть проблемой, мне так или иначе необходимо будет сделать этюды обнаженной модели. И не обязательно в академических позах. И мне очень хотелось бы написать обнаженную модель, например землекопа или белошвейки – в фас, со спины и сбоку. Я смогу научиться видеть и чувствовать тело, скрытое за одеждой, чтобы его движения стали понятны мне. Думаю, что 12 этюдов – шести женщин и шести мужчин – будет очень полезно сделать. Каждый этюд – это день работы. Однако трудность состоит в том, чтобы найти модель для этой цели, и если мне это удастся, то лучше писать с обнаженной модели не в студии, чтобы не пугать других натурщиков.
Недавно у меня была изнурительная работа, я был занят с утра до ночи.
Ежедневно, с утра до вечера, я рисую виды этого городка.
В последнее время я не присылал тебе свои наброски, потому как жду, что ты сам приедешь сюда, что было б лучше. Я работаю над фигурами, а также над пейзажами; рисую также питомник на Шенквеге.
Однажды, когда люди скажут, что я умею рисовать, но не способен работать кистью, может случиться, что я удивлю их, явив на их суд картину, которую они не ожидали увидеть. Но пока это выглядит так, словно бы я должен сделать это и не должен больше ничего делать, я не буду этим заниматься.