Не лучше и с методом иезуитов (uno nomine libri {Буквально: книги с одинаковым названием (лат.); здесь: вещи одного толка.})... Какая нелепость! да разве метод, созданный для великой цели, может быть от нее отнят и быть еще после этого чем-нибудь, кроме насмешки над усилиями влюбленной в него мысли?.. Самый стиль М. Барреса стал мне тяжел, как напоминание о прошлых ошибках... и о том, что _сегодня_ должно оказаться такой же ошибкой, какой было и _вчера_... Он не цветист, этот язык, но в нем что-то одуряющее и бесформенное, как в запахе белого гелиотропа... Газеты полны теперь воспоминаниями о Чехове и его оценкой или, точнее, переоценкой. Даже "Мир божий" {6}, уж на что, кажется, Иван Непомнящий из пересыльной тюрьмы, и тот вспоминает... Любите ли Вы Чехова?.. О, конечно любите... Его нельзя не любить, но что сказать о времени, которое готово назвать Чехова чуть-что не великим? Я перечел опять Чехова... И неужто же, точно, русской литературе надо было вязнуть в болотах Достоевского и рубить с Толстым вековые деревья, чтобы стать обладательницей этого палисадника... Ах, цветочки! Ну да, цветочки... А небо? Небо?! Будто Чехов его выдумал. Деткам-то как хорошо играть... песочек, раковинки, ручеечек, бюстик... Сядешь на скамейку - а ведь, действительно, недурно... Что это там вдали?.. Гроза!.. Ах, как это красиво... Что за артист!.. Какая душа!.. Тc... только не душа... души нет... выморочная, бедная душа, ощипанная маргаритка вместо души... Я чувствую, что больше никогда не примусь за Чехова. Это сухой ум, я он хотел убить в нас Достоевского - я не люблю Чехова и статью о "Трех сестрах", вернее всего, сожгу... {7}
Господи, и чьим только не был он другом: и Маркса, {8} и Короленки, Максима Горького, и Щеглова {9}, и Гнедича {10}, и Елпатьевского {11}, и актрис, я архиереев, и Батюшкова {12}... Всем угодил - ласковое теля... И все это теперь об нем чирикает, вспоминает и плачет, а что же Чехов создал? Где у него хотя бы гаршинский _палец ноги_). {13} Что он любил, кроме парного молока и мармелада? Нет... нет, надо быть справедливым... У него есть одна заслуга... Он показал силу нашей разговорной речи, как стихии чисто и даже строго литературной. Это большая заслуга, но не написал ли он, чего доброго, уж слишком много, чтобы вложить настроение в нашу прозу до биллиардных терминов и телеграфных ошибок включительно... Читайте Достоевского, любите Достоевского, - если можете, а не можете, браните Достоевского, но читайте по-русски его и по возможности _только_ его...
Простите мне ненужную желчность этих страниц... Боюсь их перечитывать, боюсь их посылать... Никогда не говорите мне об этом письме, пожалуйста.
Ну прощайте, дорогая... Екатерина Максимовна... Поклон Вашим. Вы знаете, что Анна Влад Бородина смотрит тоже на Тунское озеро из Беатенберга?
Ваш И. А.
Е. М. МУХИНОЙ
Villa Eberman 16. VI 1905
Ma chere et douce amie
Votre lettre ma a fait du bien - je la lis et la relis, et elle me donne plus de "Vous", de votrc "Moi", que vous ne pretendiez peut etre m'y faire parvenir. Je la combine mentalement a la pivoine rose et mystiquement ensoleillee qui s'epanouit tout pres de mon balcon et je pense a Vous... et tout enfoui dans la salete de mes bouquins je ne fais que penser a Vous, si entouree et pourtant si seule et si mystiquement ensoleillee du feu de ma pensee solitaire...
Mais je _vous_ vois madame tout en vous plaisant un brin a ces preciosites, au fond de Votre "Moi raisonnable" me reprocherma faineantise sans nom... "Il m'a promts pourtant de travailler"... Si fait, chere dame, Euripide va toujours son petit train, et je suis a Theramene deja cet октябрист unpayable et "fin desiecle". Ma barque a deja noye Ie dandysme scelerat d'Alcibiade dans l'eubli prochain de ma nouvelle oeuvre, et Aristophane attend son tour en causant "en enfant de bonne maison" avec Euripide son ennemi personnel, que j'ai eu la maladresse d'entasser avec lui dans Ie desordre de mes feuilles ecrites au crayоп. Mats je me vois oblige de leur donner quelque jours de treve a tous sur l'appel sinistre du Ученый Комитет dont j'ai manque oublier la queule de
Moloch inassouvi.
C'est dimanche aujourd'hui - ennui fatal de... jeu de preference et de causeries fades et languissantes.
Je Vous entends, mon amie, me demander de mes nouvelles.
On, je suis toujours a la surface, - mais c'est tout ce que j'ai pour me consoler. Le coeur est faible, - et la pensee fievreusement agitee, me travaillant... sans avantage meme pour les generations a venir.
A vous de coeur... pas si faible alors - non
I. A.{*}
{* Дом Эбермана 16 VI.1905
Мой дорогой и нежный друг,
Ваше письмо обрадовало меня - я читаю и перечитываю его, и оно дает мне "Вас", "Вашего я" больше, чем Вы, быть может, хотели мне его уделить. Я мысленно сочетаю его с пионом, розовым и таинственно озаренным солнцем, который расцвел рядом с моим балконом, и я думаю о Вас... Погрязая в мусоре моих книг, я беспрестанно думаю о Вас, такой окруженной и все же такой одинокой и таинственно, будто солнцем, озаренной огнем моей уединенной мысли... Я словно вижу, сударыня, что Вы, как бы получая удовольствие от всех этих изысканностей, в глубине Вашего "разумного я" упрекаете меня в несказанном безделье... "Он ведь обещал мне работать..." Но нет, милостивая государыня, Еврипид продолжает двигаться понемножку, я дошел уже до Терамена {1}, - это занятный октябрист и человек конца века. Моя ладья уже утопила этот злодейский дендизм Алкивиада {2} в грядущем забвения моего нового произведения, и сам Аристофан ждет, когда настанет его черед беседе "благовоспитанного ребенка" с Еврипидом {3}, его личным врагом, которого я имел неловкость засунуть вместе с ним в мои листы {4}, беспорядочно исписанные карандашом. Но я вынужден дать им всем несколько дней передышки, повинуясь зловещему зову Ученого Комитета {5}, - я чуть не забыл его пасть ненасытного Молоха.
Сегодня воскресенье - роковая скука... игры в преферанс и разговоров пресных и вялых...
Слышу, мой друг, как Вы спрашиваете о моих делах.
О, я все еще держусь на поверхности, но это все, чем я могу себя утешить. Сердце бьется слабо, и мысль, лихорадочно возбужденная, терзает меня... даже без всякой пользы для грядущих поколений.
Ваш всем сердцем... тогда не таким уж слабым, нет, И. А. (фр.).}
А. В. БОРОДИНОЙ
14. VII 1905
Ц С
Дорогая Анна Владимировна,
Лето быстро идет к концу; для нас оно идет так себе, скорее дурно, по крайней мере для меня, так как я довольно долго был болен. Дина Вам писала уже, конечно, о нашем режиме и прогулках, которым перестали удивляться гимназисты и городовые. Лето у нас стоит теплое, но дождливое, а жизнь, про которую впрочем нельзя сказать _сто_и_т_, так как дней прибавляется, движется довольно регулярно. Никуда я не съездил и очень мало покуда сделал. Есть, однако, у меня и хорошая новость. Я нашел издателя для Еврипида, и с августа мы приступаем к печатанию. Издает Тво "Просвещение" {1} на очень скромных условиях: их печатанье и распространение, расходы по которым и уплачиваются прежде всего, - все остальное делится пополам. Нет опасности, чтобы Еврипид прославил меня, но еще меньше, кажется, может быть опасения, что он развратит меня приливом богатства...