либеллятиков) должно ставить наравне с приносившими жертву, как некоторым кажется; нет, и между жертвоприносителями часто есть различие, судя по положению и по вине. Ибо не должны быть считаемы наравне: тот, кто, не медля, добровольно решился на нечестивое жертвоприношение, и тот, кто, после долгой борьбы и сражения, необходимостию приведен был к этому мерзкому делу; тот, кто предал себя и всех своих, и тот, кто, подвергаясь, опасности за всех, исполнением пагубного дела предохранил от такой же опасности жену, детей и весь дом; тот, кто побудил к преступлению инородцев или своих друзей, и тот, кто сберег иностранцев и поселенцев, принял под свой гостеприимный кров многих изгнанных и странных братьев и таким образом представил и принес Господу живыми и невредимыми многие души, да молятся об одной — уязвленной. Итак, если и между идоложертвовавшими есть большое различие, то как немилосердно и жестоко присоединять к приносившим жертвы откупившихся посредством записок, когда тот, кто воспользовался запискою, говорит: «Я прежде читал и из речей епископа узнал, что не должно приносить жертву идолам и что раб Божий не должен поклоняться истуканам, потому, чтоб не сделать непозволенного, я, когда представился случай иметь записку, которой я и не брал бы без такого случая, пошел к начальству объявить или объявил чрез другого, шедшего туда, что я христианин, что мне непозволительно приносить жертву и нельзя приступить к жертвенникам диавольским и что я даю за то плату, чтобы мне не делать непозволительного». И тот же, запятнавший себя запискою, после того как из нашего наставления узнал, что и этого не следовало делать, что он осквернил свою совесть, хотя руки его чисты и уста его не осквернены никакою заразою идоложертвенной яствы, — тот же самый еще плачет теперь и рыдает, убеждается в своем грехе и, как увлеченный не столько преступлением, сколько ошибкой, уверяет, что он уже достаточно научен и приготовлен к тому, как поступать впоследствии. Если мы отвергнем покаяние таких людей, имеющих некоторую надежду на снисхождение к их совести, то они немедля, с женою, с детьми, которых сохранили невредимыми, увлекутся, по внушению диавола, в ересь или раскол: и нам вменено будет в день судный, что мы и не уврачевали уязвленной овцы, и ради одной уязвленной погубили многих целых; что, тогда как Господь, оставив девяносто девять здоровых, искал одной заблудшей и больной и, нашедши, Сам понес на раменах Своих, мы не только не ищем падших, но и прогоняем возвращающихся, и в ту пору, когда лжепророки не перестают опустошать и терзать стадо Христово, мы своею жестокостию и бесчеловечием даем возможность псам и волкам губить тех, кого не погубило вражеское гонение. И к чему же послужит, любезнейший брат, сказанное Апостолом: «и аз во всем всем угождаю, не иский своея пользы, но многих, да спасутся. Подражателе мне бывайте, якоже и аз Христу?» (1 Кор. 10, 33; 11, 1.) И еще: «бых немощным, яко немощен, да немощныя приобрящу?» (1 Кор. 9, 22.) И еще: «аще страждет един уд, с ним страждут вси уди: аще ли же славится един уд, с ним радуются вси уди?» (1 Кор. 12, 26.) Иначе рассуждают философы и стоики, любезнейший брат; они говорят, что все грехи равны и что человек основательный не должен легко поддаваться им. Но между христианами и философами большая разница. Апостол говорит: «блюдитеся, да никтоже вас будет прельщая философиею и тщетною лестию»