Гидроаэродром явно не пребывал в запустении. Третий воздушный порт столицы работал в обычном режиме. Вон, на пирсе выстроилась небольшая очередь к белому двухмоторному гидроплану. Стюарды у люка встречают пассажиров, проверяют билеты, помогают с багажом. Еще один «Авиабалт 'Водолет» разгоняется вверх по Неве. Поплавок фюзеляжа режет волны, разгоняет пенные усы. От рева моторов закладывает уши. Тяжелая пузатая машина отрывается от воды, проходит над мачтами залетевшей в закрытую зону яхты и набирает высоту.
Князь высовывается в окно, провожает взглядом серебристую машину. Тяжелый многомоторный воздушный корабль ушел в дальний рейс. Куда лежит его курс? Может быть через несколько часов лета, самолет сядет на водохранилище Царицынской ГЭС, возможно, коснется волн Сены или Шпрее, а может быть через две заправки устало опустится у причалов Владивостока.
Водитель знал свое дело, других в царский гараж не берут. Тяжелая мощная машина вырулила на Александро-Невский мост, проехала мимо Лавры. Набережная обводного канала в это время не загружена, пролетели ее быстро, далее на Ново-каменный мост и Лиговскую улицу.
Дмитрий давно не был в этих районах, точнее говоря, не обращал особого внимания. Сегодня тоже только механически отмечал повороты, перекрестки, людей на панелях. Все мысли заняты грядущим разговором с императором. Если вызывает срочно, не в Александровский, а в «Замок», значит действительно вопрос серьезный. Свежие газеты князь пролистал в самолете. Вроде о катастрофах не пишут, может быть не все в прессу попало?
Глава 17
Мартиника
10 августа 1941. Иван Дмитриевич.
Штабс-капитан Никифоров рыбкой нырнул в ровик и распластался. Над головой свистели пули. Вокруг гремело и грохотало, лязгало. Треск автоматических винтовок, хлопки одиночных выстрелов, перестук пулеметов слились в один рокот.
Хотелось втянуть голову в плечи, вжаться в землю и молиться пока все это не закончится. Атака провалилась. Чертов пулеметчик в распадке опять ожил. С ним сыгранно работали минометы за холмом. Русская пехота залегла перед позициями, поднять людей уже не получается. Да и нельзя, если честно. ДОТ лихим наскоком не взять.
— Штабс-капитан, так и будете из себя бревно изображать? — прозвучал бодрый с ехидными интонациями голос.
— Мать их за ногу, господин штабс-капитан, — Никифоров добавил короткую хлесткую тираду, от которой у курсисток уши не вянут, а отваливаются и зарастают намертво.
— Нужна поддержка ваших молодцев, — комбат Комаров с относительным комфортом расположился за вывороченным взрывом деревом. — Идите ближе, Иван Дмитриевич. Не бойтесь. Он нас не видит.
— Надеюсь, Герман Семенович.
Никифоров ползком перебрался к соратнику. Выглянув из-за пня, сапер попытался определиться, где наши, а где чертовы янки. Получалось не очень-то. Противник определенно зацепился за возвышенность и прилегающие неровности рельефа. Русские засели в перелеске. Кажется, в деревеньке справа и чуть позади тоже наши.
— Видите, вон там чуть левее бетон сереет? Это ДОТ. Наши «Ослики» подойдут хорошо если через пару часов. И не факт, что смогут подавить. Есть такое нехорошее ощущение, у американцев где-то здесь противотанковый дивизион замаскировался.
— Добро. Что у нас из поддержки? — Никифоров взял себя в руки, минутная слабость прошла.
— Две полковые трехдюймовки разворачиваются. Попасть из них только при большом везении и попущении Господнем можно. На пробить укрытие и не закладываюсь. Шрапнелями и фугасами придавят маленько, уже хлеб.
— Андрей Иванович, — Никифоров повернулся к следовавшему за ним как тень офицеру. — Пошлите за Генераловым, готовьте штурм.
— Лучше два отделения с Селивановым. Он работал с подрывниками.
— Вам лучше знать, Андрей Иванович. Работаем вместе с гренадерами.
Саперная рота держалась в версте за наступающим батальоном. Это только командиров понесло в самое пекло вслед за соратниками. Благо, радиста с полевым аппаратом Никифоров прихватил с собой, потому все организовали быстро. Пока пехота окапывалась под беспокоящим огнем, саперы с группой прикрытия готовили «некоторую нехорошую гадость» по выражению поручика Аристова. Сам Никифоров предпочел остаться рядом с пехотным комбатом. Больше не из необходимости, а чтоб перед людьми стыдно не было. Вроде, возраст уже не юнкерский, а ужас как неудобно показать слабость. Люди ведь ничего не скажут, а все запоминают, ахаровцы.
— Готово, ваше благородие, — Адам Селиванов вынырнул из-за зарослей и плюхнулся на землю рядом с офицерами.