Взрывники работали в двух милях от арсеналов, снимали американские заграждения на пляже. Впрочем, старший унтер-офицер явился сам, словно почуял, что без него не обойдется.
— Давайте не высовываться, — Никифоров первым последовал своему совету, устраиваясь на дне окопа.
Территория словно вымерла. Дороги ротный перегородил своими грузовиками. Для случайных полных микроцефалов и диких детей природы выставил дополнительные посты. Всех лишних разогнал по укрытиям. Солдат охраны это тоже касалось. Впрочем, именно эти парни как раз под ногами не путались. Стоило прокатиться слуху что в самолете бомбы, сами оттянулись на внешний периметр и засели в окопах и щелях. Можно что угодно говорить про секретность, но люди хорошо знали, что охраняют.
Самолет сел на брюхо, створки бомболюка закрыты. Скорее всего деформированы, замки заклинены. Снаружи не подобраться. Благо вспомнили о летчиках. Командира экипажа особо и не спрашивали. Его поставили перед выбором: или вас обоих аккуратно усаживают под самолетом пока наши рискуют, либо помогаете попасть в бомбоотсек и показываете, как все работает. К чести американца, от шока он отошел, человеком оказался разумным.
— Ваше благородие, я по-американски и пяти слов не знаю, — замялся старший унтер.
— Значит, я иду с вами.
— Иван Дмитриевич, позвольте мне, — с этими словами поручик Мизерницкий снял с плеча штурмовой карабин. — Простите, но мне приходилось работать с разоружением боеприпасов.
— Добро, Станислав Мстиславович. Ни пуха, ни пера.
— К черту! Помилуй меня, Господи, — поручик размашисто перекрестился.
После того как саперы ушли к самолету, Никифоров повернулся к ротному.
— Андрей Иванович, всех участников в рапорт. Пишите представление на кресты.
Спасибо истребителям, в борту «Митчелла» зияла огромная дырень. Первым в фюзеляж проник Адам Селиванов, за ним американец, Мизерницкий, последними двое рядовых с инструментами.
Тишина. Люди в укрытиях вслушивались, пытались угадать что там происходит. Никифоров так молча молился. Больше ничем помочь своим людям не мог. Только ждать и не мешать.
Время идет. Пять минут. Десять. Секунды тянутся как резиновые. Внутри все напряжено как струна. Хуже всего так сидеть и ждать. Ждать и надеяться, что люди все сделают как надо, ничего там не зацепится, никакой пиропатрон не сработает.
Сидевший в укрытии с офицерами молодой парень полез наружу, не утерпел юный организм.
— Сидеть! — Аристов, не сходя с места, протянул руку и резко сдернул человека за ногу.
— Простите, господин штабс-капитан, — солдат опустил взгляд в землю.
— Сиди и не дергайся без приказа. Еще раз такое увижу, из нарядов не вылезешь.
Наконец, раздался громкий голос Мизерницкого.
— Все! Разбирайте и утаскивайте!
Никифоров и Аристовым одновременно выскочили из окопа. Мизерницкий красовался на крыле самолета. Старший унтер Селиванов вытирал пот со лба стоя в люке машины. В руке у сапёра связка с детонаторами.
— Задание выполнено, ваше благородие, — Селиванов вытянулся перед заместителем комбата. — В бомбоотсеке четыре фугасных боеприпаса. Взрыватели выкрутили. Резьба целая. Внешних повреждений нет. При разминировании отличился рядовой сапер Пахомов.
— Молодец, Адам Макарович. Больше ничего опасного не заметили?
— Никак нет, — старый заслуженный унтер опустил обязательный ответ на похвалу офицера. — Бомбы на подвесках. Снять можно, только рычаг потянуть, только вытаскивать из самолета тяжело будет. Даже если обшивку снимем, кран не подгонишь, крылья мешают.
— Хорошо. Целиком эту дуру с места сдерните?
— Трактор нужен или танк. Грузовиками волоком можем не утащить.
— Господа, сами решайте кто к танкистам, — Никифоров повернулся к офицерам.
Затем капитан пожал руки унтеру и его людям.
— И ты молодец, Станислав Мстиславович. Американец пригодился?
— Помог, подсказал как в бомболюк из фюзеляжа пролезть. Не дурак, так сказать.
Взрывоопасный груз разминирован. Теперь залитые тротилом бомбы не опаснее чугунных болванок. Ротный полез в самолет с обыском, по его словам, с надеждой найти какие-либо бумаги или карты. В первую очередь штабс-капитана интересовала штурманская кабина. Сам штурман, увы, до сих пор там и пребывал. Убит еще в небе.
Поручик Мизерницкий со своими саперами пытался отделить крылья с двигателями. Должны же быть винты и фиксаторы. Все видели, как самолеты с отсоединенными крыльями перевозят. Свободных людей фельдфебель Генералов повел на работу. День не закончился, урок не выполнен.
Никифоров пошел к своей машине. Время до ужина есть, батальон раскидан на половину острова, всех надо проведать, посмотреть, проинспектировать. И заявки в планшете копятся. Отдельная работа, ночью при свете лампа разбирать, гонять интендантов, ругаться из-за каждого мешка цемента и каравана леса.
— Ну бывайте, Евгений Николаевич, — капитан протянул руку сопровождавшему его подпоручику Шперлингу. — Эх и нападало самолётов на наш остров. Неприятное приключение вашей роте выпало
— Хорошо, что не бомбы, — офицер пожал плечами. — Знаете, Иван Дмитриевич, на той стороне не лучше. У меня брат в авиации. Пишет, постоянно на Панаму летают. Не только наши русские, с германцами и англичанами посменно работают.
— Тяжело?
— Очень. Зенитка на зенитке. Перехватчиков уже мало, но все равно, не бывает вылетов без потерь. Я вот смотрю на наших зенитчиков, и вспоминаю брата.
— Хоть с союзниками работают, — Никифоров не знал, что и сказать. Любые слова казались глупыми, наивными, или излишне пафосными.
— Все равно, цель тяжелая. Когда это все закончится, Иван Дмитриевич?
— Не знаю. Наверное, как до Флориды и Мексики дойдем, так легче будет.
— Хорошо бы. Очень хочется надеяться.
Глава 8
Атлантика
23 мая 1942 Кирилл.
— Кирилл, ты везучий человек, — громко провозгласил фельдфебель Марченко. — В отряде любят. Плечи офицерскими погонами обросли. Орден обмывали. Сестру нашел.
При этих словах собравшаяся во дворике Крюковых казарм компания притихла. Сам поручик Никифоров спокойно созерцал кусочек неба над головой. К несколько бесцеремонной манере Антона Марченко все давно привыкли.
— Поручик, держите себя в руках! — Арсений Ворожейкин сделал серьезное лицо. — Вас позавчера на Сенатской площади видели. Доложите по уставу: когда свадьба?
— Ты лучше скажи, друг поручик, когда «Выборг» в море уходит?
Над двориком пронесся громкий вздох.
— Вот тебе и ответ, — продолжил Кирилл. — Какая может быть свадьба, если я не знаю, вернемся ли в этом году домой?
— Извини, Кирилл Алексеевич, если задел. Действительно видели тебя с барышней. Завидую, если честно. По-хорошему завидую.
— Дурацкая шутка, господа, — тряхнул головой поручик Сергей Оболенский. — И вообще, забываете, что по Морскому министерству проходим. Офицер званием ниже капитан-лейтенанта или штабс-капитана жениться может только с разрешения командования. Правила знать надо. Унтерам легче, рапорт писать не нужно.
Кирилл бросил на Оболенского короткий взгляд, кивнул ресницами благодаря за своевременное вмешательство. О свадьбе он не думал, хотя был уверен на все сто, предложение сделает. Есть только один маленький вопросец. Вру, не маленький и не один. Не время в общем.
В казарме банально скучно. Полковник Черепов со своими комэсками намеренно дал слабину, чтоб люди отдохнули, на какое-то время забыли ужасы войны. Увы, даже отдыха бывает много. Нельзя бесконечно спать, читать, работать с тренажерами и штангами, трепаться в курилке. Спасали увольнения. Пройтись по улицам в отутюженной форме с нашивками и крестами, свернуть на форсаже в ресторан, поглазеть на барышень, а то и найти повод для знакомства — как мало надо человеку. После таких вылазок летчики и техники возвращались посвежевшими, с огоньком в глазах. Разговоры крутились вокруг известной со времен Адама темы.
О посещениях известных злачных заведений с доступными барышнями тоже трепались. Когда еще грешить как не в молодости? Денежное содержание, накопившиеся боевые и премиальные позволяли гусарствовать.