–– Ты сейчас уснешь…, – сказал я.
Она подняла на меня глаза, поцеловала отчего-то в подбородок, и мы снова стали подниматься. Помню охватившее меня волнение, когда, звякая ключами, она открывала крепкую деревянную покрытую лаком дверь с тонкими удлиненными цифрами «3» и «9». В потолке зиял черный квадрат, ведущий на чердак; мы вошли.
–– Тише, – прошептала она и зажгла невероятно громким щелчком свет в узкой прихожей.
Громко уронив на пол сапог и от того не сдержавшись от короткого ругательства, опираясь рукой о стену, стянула второй и велела мне раздеваться, а сама, забрав у меня пакет, исчезла на кухне, где через секунду зашипела вода.
Справа темнели стеклянными непрозрачными прямоугольниками двери, на углу одной из створок висел салатового цвета короткий шелковый халат с широкой змейкой пояса в петельках на талии. В комнате наверняка кто-то был, это немного меня смущало. Однако я начал быстро осваиваться и очень захотел пить. Я выключил осторожно свет и вошел на кухню. Такая же небольшая, со шкафчиками на стене и сеткой-сушилкой над раковиной, в которой лежала горка немытых тарелок с вилками. У входа урчал холодильник, я сел.
–– Есть стаканы? – сразу спросил я.
Из одного едва не вылезла пена, но удержалась и начинала потихоньку опадать.
–– Кто у тебя там? – в полголоса спросил я, кивая в сторону комнаты.
–– Соседка. Я сейчас.
Затем встала и ушла в комнату, видимо заглянув в нее перед тем, как войти. С минуты две я сидел один, рассматривая обстановку. Потом увидел пепельницу и закурил, посмотрел на часы – почти два и ощутил, как самую малость пульсирует в висках. Потом до меня донесся из комнаты голос, и снова все стихло, только урчал холодильник.
Отвел глухую совсем штору, пытаясь посмотреть на улицу. Однако почти ничего нельзя было разглядеть за окном, зато я отражался, как в зеркале, и край шторы с треугольным кусочком кухни. Наконец я услышал, как, издав мягкий звук, невидимо для меня растворилась дверь комнаты. Оторвавшись от окна и от занавески, я подхватил стакан готовый ее увидеть и, наверное, приоткрыл от неожиданности рот – по той причине, что это была совершенно не она, а вовсе другая.
–– Привет! – весело поздоровалась новая брюнетка в том самом салатовом ужасно коротком халатике, который едва прикрывал ее ягодицы, и села напротив, тут же прикурила, немного отодвинув от меня пепельницу. На ее лице еще были отчетливы остатки недавнего сна.
–– А…где?… – я повел ладонью в сторону, откуда она только что появилась.
Она улыбнулась.
–– Машка спит уже.
–– Как спит? – недоверчиво улыбаясь спросил я.
–– Ну.., спит. Бухнулась и спит. Вы куда ходили?
–– Да мы, собственно, только вот встретились…
–– М-м…
Я смотрел на нее, только что вылезшую из теплой постели, с розовыми черточками на щеке. Она закинула рукой назад волосы и той же рукой, какой держала сигарету, взяла стакан.
–– Мы тебя разбудили?
–– Да я все равно встаю курить ночью, – ответила она и зевнула, стараясь не разомкнуть при этом губы.
Черты ее лица были моложе и в общем приятнее, хотя также не имели какого-то особого изящества, однако ее фигура, подпоясанная шелком, вполне затмевала такую мелочь. Именно фигура была ее достоинством, а не одухотворенность лица.
Однако в ней была такая непосредственность и спокойствие, что я сразу к ней привык, почти вовсе не ощущая какого-либо дискомфорта. Помимо всего она все же была моложе, и, уловив в ней еще и нотки ребячества, я абсолютно удивительно перестал волноваться за наше внезапное общество.
Ее бедра навязчиво не шли у меня из головы, будоражили совсем независимый и отличный от всего нашего разговора поток, как глубокое подводное течение у самого дна – невидимое и существующее, преисполненное собственных обитателей. Я говорил с ней и раз за разом все вызывал перед глазами ее появление, те несколько секунд, когда я видел весь ее рост, ослепленный откровенной внезапностью ее красивых ног.
Я замечал темный пушок на ее предплечьях и чувствовал приход особого сумасшествия, целой маленькой жизни, состоящей из нескольких неистребимых картинок, сменяющих друг друга по непонятно чьей воле. А шелк все норовил расползтись на ее груди.… Иногда она забывала его поправлять, и было невозможно не смотреть на откровенную ложбинку, надеясь, что она этого не видит. Совершенно позабыв о недавнем холоде и об усталости, я пил пиво как воду, иногда отирая влажнеющие ладони.