Слова Дамблдора на первый взгляд звучали реалистично, но оставляли после себя ощущение недосказанности. И я поспешил спросить, почему же тогда все знакомые Поттеров твердили, что я вылитый Джеймс.
На что директор объяснил, что всему виной было магическое усыновление, в результате которого я получил имя и внешность своих приёмных родителей.
Тут я пожалел, что Гермиона, наша логик и умница, ушла из кухни: Искать нестыковки и странности самостоятельно было несказанно трудно. Наконец я вспомнил, как меня каждое лето заставляли возвращаться к тётке, обосновывая это материнской кровной защитой. И я тут озвучил противоречия. Ведь какая материнская защита в доме кровного родича, если мы даже не родственники..
И на этот вопрос у директора нашелся ответ. Он заверил меня, что материнская защита на мне была, и держалась она, дескать, именно благодаря моему проживанию в доме Петуньи. По его словам, Джеймс и Лили полюбили приёмыша, как родного сына и без колебаний отдали за него жизнь. Лили даже смогла наложить на ребенка чары материнской защиты — высшее проявление материнской любви. И якобы, будь мы одной крови, защита оберегала бы меня, где бы и с кем бы я ни жил, но в данном случае нужна была прямая родственница, как проводница магии и закрепляющее звено.
Я спросил о пророчестве, где говорилось о родителях мальчика, кто "трижды бросал ему вызов". Дамблдор пожал плечами и свалил всё на всё то же усыновление. Дескать, Поттеры меня усыновили, а потому с точки зрения магии приравнивались к моим родителям.
Я ещё более остро пожалел, что Гермионы сейчас нет рядом. Рассказ директора казался мне логичным, но вместе с тем что-то свербело на краю сознания, порождая сомнения.
Мы помолчали. Но новых вопросов мне так в голову и не пришло. Я, честно признавшись, что такие откровения мне вот так сразу трудно принять и требуется время, попросил пока закрыть тему.
Дамблдор ещё какое-то время расспрашивал меня о нашей подготовке к поступлению в Аврорат и вообще жизни. Но разговор шел вяло, и вскоре директор распрощался.
Проводив Дамблдора к камину, я опрометью помчался к друзьям. Выложив на стол копию материалов по Сириусу, я пересказал всю полученную от него информацию.
После рассказа ребята какое-то время молчали, обдумывая сказанное. Потом Рон задумчиво почесал свой затылок и спросил:
— А неужели в Книге имена появляются прямо в момент рождения и ещё постоянно меняют адрес, местонахождения ребенка. А если он на метле будет лететь, там графства будут мелькать или что?
Гермиона сходу ничего подходящего не вспомнила. В Истории Хогвартса (её любимой книге) это явно не уточнялось. Но она вспомнила о бывшем директоре Хогвартса Финеасе Блэке, чей портрет мы по возвращению в дом повесили в библиотеке напротив окна, чтобы уважаемому директору не было скучно. Он-то точно должен был знать ответ. И хоть он нас не очень жалует, но порой всё же соглашается ответить на пару вопросов. Вот и сейчас, выслушав нас, мужчина задумчиво погладил подбородок и рассказал, что точного момента появления имени ребенка в Книге не знает даже он, но считается, что это происходит после первого магического выброса ребенка. Однако порой случалось и так, что выбросов ещё не было, а имя уже отображалось. Но чтобы всего спустя месяц после рождения. Такого он не слышал. А потому, узнав, что мать умерла, предположил, что магический выброс у младенца был спровоцирован угрозой для жизни. После чего, сухо восхитившись моим магическим потенциалом, мужчина раскрыл какую-то книгу и погрузился в чтение, больше не обращая на нас никакого внимания. Мы же вернулись на кухню (нам с Роном под бутерброды как-то лучше думается).
Но думалось всё равно как-то тяжко. Казалось бы, очередная загадка разгадана. Не было никакого заговора, просто небольшая семейная тайна и один одаренный сирота. Но в душе принять эту версию не удавалось. Наконец, Гермиона озвучила имеющиеся сомнения:
Во-первых, если было усыновление, то почему не ввели в род? И в чем тогда вообще это усыновление состояло, просто в смене имени и злодее в наследство?
Во-вторых, что это за загадочные чары наложила Лили, которые условно материнские, но сами по себе не держатся и требуют присутствия не самого заклинателя, а его неодаренной сестры? И неужели, если бы Лили была сиротой, страшное колдовство развеялось бы через несколько месяцев?