Раз, два, три… Закрываю глаза и стараюсь восстановить дыхание. Семь, восемь… Открываю глаза и, повернувшись боком к дому, иду прочь. Десять. Я уже за поворотом улицы.
Вспоминаю лицо Лии в тот момент. Какой именно в указании не нуждается. Она смотрела на меня так, будто я сломал ее. Но она не хотела этого показывать. Упрямая девчонка.
Истинных мотивов моего поступка попросту нет. Это было спонтанное решение, возродившее на секунду во мне желание жить. Существовать только ради этих мягких настойчивых губ, отдающих ванильным привкусом. Как будто весь мир крутился вокруг них, и ничего в жизни больше не надо.
Сейчас нет ничего. Если только там, где-то на самом дне моей полусгнившей души гнездится чувство того, что это было неспроста. Но все чувства тут же подавляются желанием убивать. Почувствовать, что ты вершитель смерти; ощущать, как уходит жизнь из человека. И мне это важнее, чем жить.
***
Не знаю, сколько времени блуждаю по Бруклину. Нахожу себя только тогда, когда начинает светать. Небо медленно начинает светлеть, становясь багряно-синего цвета. Я настолько давно не видел рассвета, что забыл, насколько это красиво. Переход цвета от темно-синего к бордовому, а потом голубому — невероятно изыскано.
Без труда нахожу дом, в котором обосновалась Амелия. Заходя внутрь, я уверен в том, что она еще спит.
Тихо проскальзываю в «синюю» спальню, как назвала ее Роджерс. Обои, поклеенные там, напоминают звездное небо. На полу расстелен светлый ковер с длинным ворсом. Такое ощущение, что иду по мягкой сахарной вате. Кровать одноместная, но и она кажется мне раем. Без сил укладываюсь на кровать и тут же проваливаюсь в тяжелый сон.
Кошмар начинается с самого утра. Подлетаю с кровати, выхватив из-под подушки нож, и озираюсь по сторонам. Меня разбудил странный звук, источник которого я не успел выяснить.
Раздался настойчивый стук в дверь.
— Джеймс, поднимай свою задницу, — безжизненным тоном произносит Роджерс, стукнув в дверь ногой. — Старк ждет нас к полудню.
Шаги удаляются. Она слышала, что это разбудило меня. Опускаю руки, до сих пор находящиеся в боевой позиции и прячу нож в карман. Я проспал не более трех часов, но чувствую себя не так плохо, как ранее. Все-таки сон — панацея от всех бед.
Замечаю одинокую дверь в противоположной стене — в темноте утром не смотрел в ту сторону. Наверняка это душ, который мне сейчас жизненно необходим. По пути снимаю толстовку, которую я так и не снял, и футболку. Бионика неприятно скрипит — после душа обязательно смажу машинным маслом. Пока стекает холодная вода, стаскиваю с себя остальную одежду. Тело, все еще не отошедшее ото сна, неохотно слушается. Все суставы давно скрипят и иногда настолько болят, что это заставляет меня скручиваться в невероятных позах, чтобы найти ту, в которой боль будет не такой сильной. Я дряхлый старик, запертый в хоть и с виду молодом теле.
Пока принимаю душ, перед глазами все еще встают картины прошлого дня. Слишком многое я натворил, чтобы чувствовать себя, как ни в чем не бывало.
По выходу из душа Роджерс опять тарабанит в дверь.
— Джеймс Бьюкенен Барнс! Если ты сейчас же не вытащить свою задницу из комнаты, я выломаю дверь и надаю по щам! — грозно изрекает она.
— Квартира твоя — дверь сама будешь менять, — почти усмехаюсь я, выходя в комнату.
— Ты! Ты… знаешь, кто ты? — почти перейдя на крик, спрашивает она. — Самая последняя задница!
— Самая последняя кто? — почти рычу я, рывком открывая дверь.
На пару секунд Амелия впадает в транс и впивается взглядом в мой торс. Происходит так каждый раз, когда она видит меня без футболки. В этот раз я не надел ее намеренно — мне слишком жарко.
— Так кто я там? — переспрашиваю я, опираясь на дверной косяк.
— Никто, — шумно выдыхает она и резко разворачивается. — Проехали.
Амелия быстро шагает в сторону кухни, по пути бросив невнятное:
— Завтрак на столе.
Следую за ней, наблюдая за ее скованными движениями. Ей не комфортно находиться со мной в одной комнате. Я с ней полностью солидарен, ведь после того, что я сделал, она полноправно может считать меня дерьмом. Что она, судя по всему, и делает.
Роджерс суетливо наливает чай в кружки, чуть не ошпаривая себя кипятком, и так же скованно садится напротив.
— Тебе сколько? .. — недоговаривает она, опуская глаза. Не привычно видеть ее такой подавленной. Еще хуже становится от осознания того, что вина этого полностью лежит на мне.
— Девяносто один год, — спокойно отвечаю я, стараясь разрядить обстановку. — А сахара две ложки.
Она молча кивает и тянет немного трясущуюся руку к сахарнице. Заглядывая ей в глаза, замечаю темные круги под ее ними. Она плохо спала. Или не спала вовсе.
— Я… подойду, — произносит она, резко вставая со стула и задевая стол. – Ой. Мне нужно работать.
Оставшийся завтрак, состоящий из еще не успевшего остыть омлета (единственное блюдо, которое у нее получается), я доедаю в полной тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов в прихожей. Каждая секунда, отсчитываемая стрелкой, отдается в моей голове как грозный набат. Хочется разорвать себе кожу и обернуться ею, только бы не слышать этих раздражающих звуков. Сдавливаю череп с такой силой, что, кажется, слышу, как хрустят кости.
Резко встаю и, выйдя в коридор, снимаю со стены этот чертов источник звуков. Верчу в руках незатейливые круглые часы, и со всей силы швыряю их на пол. Куски фиолетовой пластмассы разлетаются по всему помещению, пружины и винты ускользают под шкаф и стол.
— Что проис…? — кричит Амелия и, заметив, что произошло, ошарашено смотрит на обломки.
— Они громко тикали, — отвечаю я прежде, чем она успеет что-то сказать.
— Это же… — пауза. Девушка поднимает с пола самый крупный осколок и вертит его в руках.
— Это всего лишь часы, — изрекаю я, хоть умом и понимаю, что поддался порыву ярости.
— Да, — тихо отвечает она. Окидывает взглядом коридор и тяжело вздыхает. — Конечно. Я уберу, — пауза. — Собирайся. Через пятнадцать минут мы выходим.
Я молча киваю и скрываюсь в комнате. Слышно, как Роджерс метет веником пол. Кажется, эти часы значили для нее гораздо больше, чем просто предмет, показывающий время. А я разбил его. Можно сказать, уничтожил у нее на глазах. Я уничтожаю все, что ей дорого.
Через десять минут мы с молчаливой Лией обуваемся в прихожей. Это стало уже традицией — молчаливо покидать дом.
— Взяла вирус? — спрашиваю я, смотря на натягивающую на ногу кроссовок Роджерс.
— Флешку – да, — отвечает она и разгибается. — Вирус я взять никак не могу — он не материален.
Я шумно выдыхаю. Даже в подавленном состоянии Амелия не перестает быть собой.
— Фьюри выделил нам машину, — произносит она, выдыхая облачко пара и указывает на припаркованный у дома Форд.
Сегодня на улице зябко, и даже срывается мелкий дождь. Напоминает погоду Лондона, но смотря на родные прилипшие к друг другу дома Бруклина, ощущаешь себя отнюдь не в Британии.
Занимаю уже привычное место на водительском сидении и жду, пока Роджерс пристегнется. Завожу мотор, и коротко глянув на панель управления, замечаю, что бак полный.
Всю дорогу мы едем молча. Амелия лишь иногда говорит мне куда сворачивать, но я и сам прекрасно знаю дорогу. Офис Старка выделяется среди остальных построек Нью-Йорка. Не могу понять чем, но, скорее всего, это именно из огромной красной надписи, расположившейся на самом верхнем этаже.
Поднявшись на нужный этаж, Амелия из лифта выходит первой и тут же попадает в объятия Пеппер.
Из-за угла выруливает Старк, внимательно листающий какой-то журнал.
— Каким машинным маслом ты пользуешься, Джеймс? — спрашивает он, поднимая глаза.
Комментарий к Глава 7. Джеймс
На правах самопиара:
http://vk.com/doldrums_everyone - атмосферная группа Насти
http://vk.com/nilitadrim - информативная группа Ксюши, где периодически появляются новости/арты/прочая лабудень, имеющая отношение к фанфику