Я проверила обойму глока. Полная. Ножи тоже почти все — восемь из десяти. Два балисонга на крайний случай. Неплохо.
— Ну что? Скольких я успею завалить? — я криво усмехнулась, рывком поднимаясь на ноги.
Не знаю, что напугало в моем виде гидровцев, но физиономии первых перебравшихся через завал агентов исказил неподдельный ужас. Они замерли, выжидающе уставившись на меня. Снайпер, устроившийся среди обломков слева на десять часов, взял меня на мушку. Его я засекла быстро, но убрать пока не спешила. Почему-то казалось, что, пока я не начну стрелять, они тоже не начнут. Для чего-то я нужна им живой.
Решение приходит неожиданно. Я резким броском ножа избавилась от снайпера. Лезвие вошло чуть ниже ключицы с правой стороны. И если рана не смертельна, то, по крайней мере, вывела мужчину из строя.
Пятеро других агентов переполошились, наводя на меня свои «пушки». Забавно, пятеро крепких мужчин против маленькой меня. Неужели они меня настолько боятся, что пытаются взять в кольцо?
— Я сегодня в скверном расположении духа, знаете ли, — оповестила я их. — Вы убили моего друга и любимого. А за это я буду мстить. И никто из вас не уйдет отсюда живым.
Дальнейшее было как в тумане. Я стреляла, метала ножи, гоняла ГИДРовских псов по развалинам, пользуясь тем, что в отличии от агентов могу протиснуться в щель или спрятаться за обломками.
Я черной тенью метнулась из-за уцелевшей колонны к показавшейся вполне комфортной щели в обломках, на ходу отстреливаясь по врагам. Устроившись в щели и затаив дыхание, проверила запасы оружия. Две «бабочки» и последний уже начатый магазин пистолета. При большом везении, девять противников сегодня уснут вечным сном.
— Выходи, малышка, мы тебя не тронем, если не будешь сопротивляться, — раздался тихий мурлыкающий голос. — Знаешь, у меня дочурка тоже любит прятки. Такая проказница.
Я, было, не ляпнула «а вы её тоже с пистолетом ищите?», но вовремя прикусила язык, следя за бегущей по бетону тенью мужчины. Почти рядом. Еще метр… полметра… Агент оказался в поле моего зрения. Шанс лишь один.
Я дернулась вперед, схватила гидровца за короткие волосы, запрокидывая его голову назад, и провела острым лезвием балисонга по горлу. Мужчина не успел даже пискнуть, как отправился в мир иной.
Похоже, моя выходка не осталась без внимания, ибо в мою сторону кто-то шел. На счет «три», да? Я не сдамся без боя, Джеймс. Просто… помоги мне стать капельку храбрее.
Говорят, воинственный клич прибавляет уверенности. Почему бы не проверить эту сомнительную теорию на практике?
Один. Удобнее перехватываю пистолет правой рукой. В левой сжимаю рукоятку балисонга. Два. Принимаю стойку, из которой в любую секунду могу сорваться с места. Выжидаю пять ударов сердца, подпуская врагов ближе, прислушиваясь. Их восемь. Три. Вылетаю из укрытия, не давая агентам возможности опомниться и вертясь между ними.
Троих я застрелила сразу, четвертого вырубила прикладом глока, не переставая вопить. Сошлась в рукопашной с двумя, на грани возможностей парируя и отражая удары. Правый неожиданно открылся, за что поплатился — я прижала к его груди дуло пистолета и выстрелила, не колеблясь ни мгновения.
Кто-то особо шустрый смог рассечь рукав моей ветровки на уровне предплечья и надрезать кожу. Я просто констатировала оплошность со своей стороны — адреналин в крови глушил боль. Минус еще один. Солдат завалился на спину с торчащим из яремной впадины балисонгом. Я выхватила из футляра на поясе вторую «бабочку».
Их осталось двое. Не так уж и много. Но я уже начала задыхаться под их натиском.
Я не сразу поняла свою оплошность. А когда до меня дошло — было слишком поздно. Меня выманивали на открытое пространство. Вели, как собаку на поводке, туда, куда им требовалось. Чтобы, оказавшись в нужном месте, я схлопотала дротик в шею.
Что ж, браво! Вы меня подловили, жалкие гидровские ублюдки!
Прости, Стив, я не удержалась от глупостей…
***
С трудом разлепила тяжелые веки после десяти минут уговоров самой себя. Ничего не изменилось. Слепо утыкаюсь взглядом в черноту. Я ослепла? Или умерла?
Холодно. Кожу ласкают языки холода, и она покрывается мурашками. Неприятно.
Хотела поднять правую руку, в запястье впилась полоска ледяного металла, обжигая. Дернула левую. Ситуация та же. Рыпаться нет смысла, не сломав больших пальцев — не выбраться. Я попалась.
Щиколотки тоже надёжно закреплены.
Мне по-настоящему страшно. Если бы не было так тёмно, подумала бы, что в глазах темнеет от страха. Неизвестность, её-то я всегда больше всего и боялась. С ней нельзя бороться, потому что не знаешь, с чем вступишь в схватку.
Медленно восстанавливается ход событий. Надеюсь, это было не напрасно, и Джеймс выбрался.
Сколько я здесь? Сутки? Неделю? Месяц?
Свет вспыхнул неожиданно. Резко и ярко, отчего взгляд подернулся пеленой выступивших слёз. Сморгнула, чувствуя, как тёплая влага стекла по виску к уху.
— Амелия, Вы вовремя пришли в себя, дорогая, — я повернула голову в сторону источника звуков, но не смогла увидеть обладателя раскатистого, словно громовые перекаты, голоса. — Самое время принять лекарства.
В левую руку, в вену на сгибе локтя вонзилось острие медицинской иглы. На грани сознания я ощущала, как инородный раствор вливался в кровеносную систему, смешиваясь с кровью.
— Это поможет восстановить воспоминания в течение суток, — уверил меня тот же самый голос и произнёс что-то ещё, но звуки отошли на второй план. По всему телу пришлась огненная волна боли, выгнувшая меня дугой. Спустя секунду меня швырнуло обратно, отчего я больно приложилась к жесткому ложу лопатками.
Перед следующим приступом, я осознала, что дикий крик, звучащий будто из-под толщи воды, — мой собственный.
Боль сконцентрировалась в голове, словно кто-то острым скальпелем снимал кожу лоскуток за лоскутком, а потом разделял черепные пластинки, и они впивались в обнаженный мозг. Дрянь добралась до мозга. Крик перешёл в скулеж. Перед глазами взрывались Сверхновые, проносились хвостатые кометы, сыплющие искрами. Во рту металлический вкус крови. Она же сочилась из носа, липкими потоками стекая по губам.
Меня затягивала чёрная дыра, обещающая прекращение пытки, но грудь прошиб электрический заряд, подкидывающий меня вверх до боли в мышцах и выкрученных суставов плеч…
Мои мертвецы… Как их много. Все в крови. Я с ног до головы покрыта слоем красной подсыхающей жижи. Напротив меня, во главе отряда убитых, стоит малышка с белыми, как снег, волосами и серо-голубыми невыразительными глазами. Белое платье в багровых пятнах, ручки до локтей и крохотные ножки до колен — в крови. Она прижимает к себе потрепанного грязного плюшевого зайца без левого глаза.
— Мне страшно, — тихо прошептала девочка. — Мне очень-очень страшно.
Я падаю перед ней на колени. Заяц в её руках такой знакомый… Это мой любимый зайка, его подарил дядя Баки, друг дяди Стива.
— Нас убьют? — вопрошает малышка. — Я не хочу умирать. Позволь мне остаться.
Обнимаю её, привлекая к себе. Девочка тает в моих руках. Все верно. Этот испуганный ребенок — я сама. Ребёнок, у которого отобрали детство и вручили в руки
винтовку…
Меня снова подкинуло от удара электрического тока, возвращая в реальность. Кто-то упорно держал моё сознание по эту сторону, не давая уйти.
Дышать через нос трудно — сгустки крови из лопнувших капилляров перекрывали путь воздуху. А через рот больно — горло саднило после криков. Сколько до следующего приступа? Сколько у меня в запасе, чтобы вобрать в лёгкие глоток кислорода?
Оказывается, что чуть больше двадцати ударов сердца. Голову снова пронзила адская боль, пульсирующая в висках. А я снова где-то на закоулках памяти.