Я стою в темноте. Со всех сторон обрывками доносятся оклики.
— Амелия! — оглядываюсь назад. - Эми! — верчусь в другую сторону. — Доченька! Эй, Роджерс! Мелкая! Лия! Дочь Весны!
Кручусь волчком вокруг своей оси, не зная, на что отозваться. Голоса не смолкают, зовут… Вдруг мимо проскальзывает что-то… Я не вижу, но чувствую кожей и оборачиваюсь, кажется, в нужную сторону…
— Эй, мелкая! — Гевин, как же я тебя ненавижу! — Тренируешься, да? создаешь видимость, что стала любимицей Золы из-за того, что много работаешь?
Я глубоко вдыхаю, сильнее сжимаю рукоятку метательного ножа в ладони и метаю его с разворота в стоящую в углу куклу. Клинок легко входит в поролоновый манекен там, где должно быть сердце.
Гевин достает меня уже несколько месяцев. С тех пор как ему исполнилось пятнадцать, находиться с ним в одном помещении без взрослых стало невыносимо. При любой возможности он пытается задеть меня, надавить на болевые точки и выбить землю из-под ног. Другие мальчишки лишь смеются и полностью подчиняются ему, как старшему из них. Не единожды Маргарет за шкирку оттаскивала меня от них, не давая влезть в драку.
— Что молчишь? Думаешь, никто не знает, — под аккомпанемент его болтовни я приближаюсь к манекену и вытаскиваю нож, — что ты раздвигаешь ноги перед стариком?
— Хм, — многозначительно выдаю я, оттягивая время, чтобы придумать достойный ответ и обратить слова оппонента против него самого. — Это у тебя гормоны бурлят. Может, это ты ноги раздвигаешь, а?
Я оборачиваюсь на него, триумфально улыбаясь. Гевин успевает за это время покраснеть до цвета спелого томата, сверлит меня недобрым взглядом и раздувает ноздри, точно бык.
Я — по сравнению с этим громилой — букашка. Но сыворотка уравнивает наши силы, давая мне дополнительную мощность.
— Мелкая сука, кем ты себя возомнила? — Гевин вальяжной походкой двигается на меня. Я перекидываю нож из левой руки в правую и кручу его в ладони. Парень щелкает пальцами. Что за самодеятельность?
Ах вот оно что! Входов в тренировочный зал два — слева и справа от меня. Гевин не мог прийти один, без дружков. Кто-то же должен стать свидетелем его победы, даже если противником станет девчонка на две головы ниже его самого.
— Сейчас мы и проверим, насколько ты у нас невинная овца, — скалится он. Скотт и Лиам грозно надвигаются на меня с боков, Гевин идет прямо. Трое на одного, не честно. Но они явно безоружны, а у меня два ножа, пусть и тренировочных — с затупленными лезвиями.
Кто из противников слабое звено? Лиам.
Он немногим крупнее меня. Делаю выпад в его сторону. Все трое, посчитав это сигналом к действию, бросаются на меня одновременно. Насколько я успеваю сообразить, план заключался в том, что Гевин меня изнасилует, пока двое его дружков будут удерживать меня силой. Это злит меня до красных пятен перед глазами.
Я легко проскальзываю под рукой Скотта, оказываясь вне образованного парнями круга, и бью его локтем по шее, после чего пихаю ногой безвольное тело на остальных. Противники, коих теперь стало двое, отступают, давая товарищу с громким ударом приземлиться на деревянный пол.
Они меняют стратегию, наступая теперь с разных сторон, и пока я ставлю блоки на удары Гевина, Лиам улучает возможность поободраться ко мне с тыла и схватить за локти. Я дергаюсь. Гевин плотоядно улыбается.
— Тебе некуда бежать. Будешь хорошо себя вести — мы никому тебя не отдадим. Будешь только нашей шлюхой, — обещает он, хватая пальцами мое лицо за подбородок. Я не сдерживаюсь и плюю ему в лицо, за что получаю звонкую пощечину, от чего голова мотается в сторону.
Красный цвет застилает глаза. НИКТО не смеет так со мной обращаться!
Я не знаю, откуда взялось столько силы, но я вырываюсь из рук Лиама и набрасываюсь на Гевина. Разорвать ему глотку, вырвать ногти и отрезать пальцы по одному. Или же просто нанести сотню ударов тупыми ножами.
— Мелкая, ты чего? — орет парень, когда я неглубоко вонзаю клинок ему в плечо.
— Один, — нож входит чуть ниже, - два, — еще удар, - три.
На десятом ударе мне надоедает. Я загоняю жертву в угол и, резко присев, вгоняю нож под его коленную чашечку. Гевин падает передо мной на колени.
— Весна, это не смешно, — сквозь слезы-сопли гундосит он. Я усмехаюсь. Сколько ему лет? Пятнадцать?!
— Куда же делась твоя храбрость, Гевин? — тоненьким от смеха голосочком спрашиваю я. Хочется рассмеяться, но я удерживаю хохот в себе. — Кто из нас маленькая девочка? — молчание. — Отвечай!
— Я, — опустив глаза, тихо отвечает парень. Смех вырывается наружу. Запрокинув голову назад, я громко хохочу.
— Не думаю, что ты будешь полезным в будущем, — охотно делюсь мыслями я. — Умри с достоинством. Слезы удел слабаков.
Не в силах и дальше смотреть, как он рыдает, я наношу последний точечный удар, разрубая сонную артерию. Гевин дергается, издает пару хрипов, округлив глаза, и заваливается на спину. Я брезгливо обтираю нож о свои собственные штаны и кошусь на замершего Лиама.
— Ты хочешь последовать за ним? — невинно интересуюсь.
— Дьявол в теле ангела, — выдавливает он, быстрым движением крестится и вылетает вон.
Я качаю головой. Вечером уже все будут в курсе случившегося. Нас на одного меньше. Но теперь меня будут остерегаться.
— Отличная работа, Дочь Весны, — раздается сверху. Я задираю голову, ища на балконе второго этажа, где находятся комнаты тренеров и медицинский пункт. Опершись руками на бетонный парапет, там стоит высокий темноволосый мужчина лет двадцати пяти или немногим старше. — Я твой новый тренер. Думаю, сработаемся.
— У Вас есть имя? — на данный момент этот вопрос кажется очень и очень важным.
— Зови меня Солдатом, — отзывается мужчина и исчезает из моего поля зрения за стеной.
Меня выкинуло из воспоминаний. ГИДРА. Проект «Дети». Дочь Весны. То, чем я была всю жизнь. Но это никак не вяжется с тем, что я знаю о себе! Амелия Роджерс, дочь Мелани и Филиппа Роджерсов…
— Томас Гордон Роджерс, чему ты учишь нашу дочь?! — возмущенно вопрошает невысокая молодая женщина. Мягкие, родные черты лица заставляют улыбаться. Мама…
— Кэрри, — смеётся папа, на чьих коленях я сижу. — У Эми талант с сборке пистолетов. Мы занимаемся всего час, а она уже делает это на бешенной скорости!
— Отлично, ты дал шестилетней девочке поиграть в пистолет! Кого ты из неё хочешь вырастить? Ганстершу, чтобы она всю детвору в страхе держала?! — мамин голос повышается, отчего в ушах звенит.
— Пап, — тихо шепчу я, дергая папу за рукав, —, а что такое «ганстерша»?
— Сейчас я успокою нашу маму и объясню. Хорошо, котёнок? — киваю. Папа целует меня в нос и просит встать. Неохотно сползаю с его колен и тут же забираюсь с ногами на освободившийся стул…
И снова темнота. То есть Мелани и Филипп — плод моего воображения и кто-то просто подсунул мне красивую, достойную мелодрамы историю про потрясающих родителей — агентов, погибших, когда я была подростком. На самом же деле родители умерли, когда мне не исполнилось и 11. И это было чертовски давно. Столько не живут просто так! Отсюда мы возвращаемся к проекту «Дети».
Сыворотка…
— Лия!
Меня снова дергает на себя какая-то сила, заставляя прервать размышления.
— Ты представлял, какой была бы наша жизнь без ГИДРЫ? — я переворачиваюсь в объятьях Джеймса, ложась на живот и приподнимаясь на локтях. Он задумчиво проводит ладонью по моей спине, устраивая руку на пояснице. Тонкое одеяло давно сбилось куда-то вниз, бесформенной кучей лежа где-то на уровне коленей. Грубо тканная простынь приятно холодит оголенную кожу.
— Сначала бы я подождал, пока ты подрастешь, — тихо смеется мужчина, прикрывая глаза. — Когда тебе исполнилось бы хотя бы восемнадцать, я начал бы ухаживать за тобой. Ты бы не обращала на такого старика никакого внимания, крутя интрижки с ровесниками. Я бы добивался, чтобы просто посмотрела на меня.
— Ты так говоришь, будто ты древний старик… — я очерчиваю пальцами белую полоску шрама от колющего оружия на его плече.