Дядя Питер хлопает себя по колену. Я послушно слезаю с кресла и подхожу к нему. Мужчина сажает меня к себе на ноги и гладит по голове. Я дергаюсь.
— Почему?
— Она гостит на небе, у ангелов, — произносит он.
Сказал бы прямо — умерла. Что страшного в этом слове?.. Постойте… Умерла?!
До меня медленно доходит, что маму я больше не увижу. Не увижу. Не услышу её голос и звонкий смех. Не обниму и не приду к ней ночью, когда приснится страшный сон. Но… Но… Как я буду без мамы? У всех есть мама, а у меня — нет? Так же не бывает. Дети не бывают без мамы. Она всегда рядом. Всегда с тобой.
Мамочка… Мамуля…
— Поплачь, Ами, поплачь, станет легче, — дядя Питер гладит меня по голове и чуть укачивает.
— А папа? — спрашиваю, прижимаясь щекой к холодной ткани рубашки на плече мужчины.
— Он много работает и не может пока забрать тебя, малышка, — он целует меня в лоб.
Папа, забери меня отсюда, я буду тебе помогать. Забери, мне здесь страшно одиноко. Мы же должны быть вместе? Мы же семья.
***
— Уходи, я сказал! — рявкает Зимний солдат. — Сваливай, пока можешь!
Мы почти синхронно поднимаем головы к сизому небу, переполненному звёздами, по которому, стремительно крутя лопастями, несутся в нашу сторону вертолеты. Два летательных средства несут в себе в общей сумме десять противников, вооружённых до зубов. Мы же потрепанные и усталые после пяти часов хождений по смешанному лесу. В этот раз штаб не озаботился, чтобы нас забрали после выполнения задания, и предложил самостоятельно добраться до ближайшей базы. Пешком это около семи часов.
Перевожу взгляд с неба на лес, стеной обступивший поляну, на которую мы выбрались к своей беде.
— Я не уйду без тебя, — упрямо отвечаю, проверяя ножи на перевязи. Все шесть. Винтовка за спиной, на поясе пистолет Макарова. От резких движений раненое плечо саднит под импровизированной повязкой. Но это — мелочь.
— Я старше по званию, так что подчиняйся и вали, — мужчина делает шаг ко мне, окидывая взглядом сверху вниз. Он выше меня на полторы головы и нагло пользуется тем, что я достаю ему лишь до плеча.
— Не уйду, — настойчивее повторяю я, вскидывая подбородок и заглядывая в льдисто-серые глаза.
— Глупая девчонка, — цедит сквозь зубы солдат. — Я пытаюсь о тебе заботиться, Лия. Ты ранена, а у меня не будет возможности прикрывать тебя все время. И если ты сейчас свалишь, то выживем мы оба.
— Джеймс, — вслед за ним перехожу я на имена, — я могу сама за себя постоять.
Он испепеляет взглядом, чуть наклоняется вперёд и целует меня в губы, кладя правую ладонь на мой затылок и не давая вырваться, если бы я этого хотела.
У него обветренные горьковато-пряные, словно кари, уста. Требовательные и чувственные.
У меня колени подкашиваются. Джеймс буквально сминает мои губы, впиваясь в них яростным, страстным поцелуем. Я и не знала, что сердце может так биться. Внутри закипает что-то неизведанное, новое, яркое, прекрасное. Дух захватывает от того, что властные губы и язык мужчины вытворяют с моим ртом; от близости и рук, скользящих по моей спине от шеи до поясницы, заставляя крепче прижиматься к нему. Заставляя чувствовать себя… живой и желанной.
— А теперь иди, — он внезапно разрывает поцелуй и проводит большим пальцем по моей нижней губе, очерчивая изгиб приоткрытого рта. На мгновение касается моего лба своим. — Я догоню тебя или встретимся на базе. Я не хочу тебя потерять, как ты не понимаешь?
— Только попробуй не догнать, — угрожаю я, приподнимаясь на цыпочки и ещё раз целуя такие желанные и доселе запретные губы. — Тебя ждёт серьёзный разговор. Об этом, — указываю сначала на его уста, а потом на свои, — этом.
Вручаю ему винтовку, которая замедляет мои движения, и бегу в лес. Сердце бешено бьётся.
***
Снимаю туфли-лодочки и тихо, держась в тени, бреду вдоль стены. Стараюсь не попадаться под вечно зрячий глаз камеры наблюдения. Отбой был час назад и персонал уже разошелся по жилым отсекам, поэтому попасться в пустом коридоре проще простого.
Босые ступни мерзнут от соприкосновения с бетонными плитами пола. Холод поднимается выше, заползая в штанины брюк и под свободного кроя рубашку, заставляет кожу покрываться мурашками.
Я держу путь в соседний жилой отсек.
Без стука приотворяю дверь, неотличимую от других, зная, что меня ждут, и проскальзываю в помещение. Комнатой это назвать трудно, скорее кельей. Металлическая койка с тонким матрацем, рядом тумба, в ногах кровати — крохотный письменный стол. Неприметная дверца в ванную комнату — иметь собственный душ — здесь роскошь.
Свет приглушён, но после почти тёмного коридора бьёт по глазам.
— Ты пришла, — раздается тихий вздох. Джеймс сидит в изголовье кровати. На нем лишь штаны, а волосы блестят от влаги. Вглядываюсь в такое родное лицо и замечаю тонкую алую полоску, пересекающую скулу.
С нашей последней встречи прошло три дня, растянувшиеся для меня на вечность. Пока Зимний солдат находился на задании, я маялась бездельем, призраком слоняясь по базе.
— Если хочешь, могу уйти, — пожимаю плечами, тянясь к дверной ручке. Я увидела его, это уже что-то.
О возвращении Джеймса я узнала из подслушанного разговора белых халатов. Белыми халатами я зову учёных, которых здесь не мало. Они жутко раздражают, суют носы, куда не следует. Пару таких носов я бы с радостью сломала.
Мужчина быстр. Он в мгновение оказывается рядом со мной. Пожирает взглядом, от которого у меня колени подгибаются.
— Полагаешь, я тебя так легко отпущу? — усмехается, лёгким движением освобождая мои волосы от заколки. Они тяжелыми прядями падают мне на плечи. Джеймсу нравится, когда распущены. — Просто переживаю. Поймают — будут неприятности.
— Полагаешь, я испугаюсь и уйду? — мотаю головой, тыкая указательным пальцем его в грудь. Не сдерживаюсь и провожу линию до пояса штанов, держащихся на бедрах.
— Я боюсь, что ты перестанешь приходить, — тихо сознается, привлекая меня в себе и зарываясь пальцами правой руки в мои волосы на затылке. Привстаю на цыпочки, желая стать выше. Меня попросту отрывают от пола, обхватывая бионикой за талию.
— А я боюсь, что ты перестанешь ждать, — почти неслышно шепчу я. Джеймс мучительно долго изучает моё лицо. От него не ускользает ни болезненная бледность, ни мешки под глазами.
Облизываю пересохшие губы. Мужчина прослеживает это движение и сглатывает, отчего кадык чуть дергается вверх, и наконец-то накрывает мои губы своими. Мои руки сами обвивают его шею, заставляя наклониться ближе.
Проникаю языком в его рот, провожу по ровному ряду зубов, легко касаюсь неба, щекотя его.
Мужчина что-то неразборчиво мычит сквозь поцелуй и прикусывает кончик моего языка, чем раззадоривает сильнее. Чувствую, как бионика чуть сжимает мою ягодицу.
Меня толкают к кровати.
Сердце ухает где-то в горле, когда руки Джеймса отправляются в путешествие по моему телу. Дыхание сбивается, а в голове бьется лишь одно «ещё ближе, ещё ярче».
Мужчина роняет меня на матрац, нависает сверху. Легко ловит мои запястья бионической рукой, прижимая их к кровати над моей головой. Другой расстегивает пуговицы на рубашке.
— Мне этого не хватало, — произносит, стаскивая ткань с моего тела, оставляя висеть её на руках.
— Я тоже скучала, — делюсь я, поддаваясь вверх, чтобы Джеймс мог расстегнуть замок бюстгальтера.
— Чем дальше мы заходим, тем тяжелее находиться рядом и осознавать, что я не могу поцеловать тебя, когда захочу, — он покрывает поцелуями мою шею, чуть покусывая кожу. — А я всегда этого хочу. Мне мало ночей, Лия.
Мысль приходит неожиданно, захватывая меня всю. На одном дыхании выпаливаю:
— Давай сбежим. Куда-нибудь, где нас не найдут. Подальше от ГИДРЫ.
— Лия, — выдыхает мне в ключицы. — Ты уверена этом? Уверена, что сможешь бросить все?
— Ты — моё всё, Джеймс, — высвобождаю одну руку и провожу пальцами по его волосам.
От его прикосновений меня охватывает жар, туманящий мозг. Издаю приглушенный стон и чуть сжимаю плечо мужчины освободившейся рукой. Он оставляет дорожку влажных поцелуев от ключицы до пупка. Шоколадные волосы приятно щекотят кожу.