— Если ты не против, то сначала расскажи про картину и историю её появления. Пока Семён Аркадиевич и Илария Алексеевна здесь. Потом мы решим вопросы с договором.
Виталий уселся поудобнее и принялся рассказывать:
— Картина мне досталась от бабушки — Агнессы Александровны Крошинской. Даже не то чтобы досталась, а нашлась.
После смерти моей прабабушки, Магдалены Витольдовны, осталась в наследство комната в коммуналке на Гороховой улице. Когда-то давно вся коммуналка была одной квартирой, и эта квартира принадлежала прабабушке и прадедушке, а до этого прапрабабушке и прапрадедушке. Основатели российской ветви рода, по данным генеалогических книг, были выходцами из польского дворянского рода Крошинских. В Российскую империю предки приехали, потому что были сосланы за поддержку государственного переворота. То ли в 1733 году, то ли уже в 1735. Где-то между смертью Августа II и вступлением на престол Августа III. Это все данные, которые известны с относительной достоверностью. А дальше начинается детективная история, основанная на семейных преданиях и воспоминаниях.
Так вот, по историческим упоминаниям в своде дворян Речи Посполитой, в изгнание были отправлены мать с двумя дочерями, а отец и сын казнены. А по версии семейной хроники вместе с матерью бежали две дочери и сын. Одна дочь, самая маленькая, умерла, за ней через год ушла мать, не оправившись от удара. Старшая дочь и сын какими-то неизведанными путями оказались в Петербурге. Поселились где-то в каморке. А потом видную молодую девушку с приятным голосом и прекрасными манерами, с чудесным именем Магдалена увидел пожилой бездетный вдовец, женился, а вскоре и скончался, так и не оставив наследников, но завещав приличное наследство молодой вдове. А именно, доходный дом на Гороховой. Магдалена и ее брат Вислов, зажили в своё удовольствие. Поехали на воды в Баден. Пожили также некоторое время в Тироле. Вернувшись в Петербург, поселились в своем доме, завели прислугу. Но только из-за границы они вернулись уже не братом и сестрой, а мужем и женой, да ещё и с ребёнком. Как утверждала моя бабушка, из Польши с матерью бежали не две сестры и брат, а две сестры и жених старшей из них. Но потом по каким-то причинам они представлялись родственниками. А при замужестве пара взяла себе фамилию опальных Крошинских. О причинах, почему они сохранили фамилию, мы не знаем. Может, надеялись на возвращение в Польшу хотя бы потомков. Как вы понимаете, это всё семейные легенды, которые передаются из уст в уста.
Так вот, жили мои родственники безбедно и растили уже двоих детей. В семье была традиция называть мальчиков Витольдом или Висловом, а девочек — Агнессой или Магдаленой. И ещё было негласное правило рода: когда девочка выходила замуж, муж её менял фамилию на Крошинского, и она передавалась детям. Все неукоснительно следовали этому правилу. Правда, с именем мне повезло. Я не Витольд, а Виталий Павлович Крошинский, а вот маму мою зовут Магдалена.
После Февральской революции семья не уехала из России, подстроилась под новые реалии. Но затаилась до поры до времени и не афишировала своего достатка. Дом у них, конечно же, отобрали. Но одну квартиру удалось сохранить. Еёразделили на несколько маленьких квартир между своими же детьми. Таким образом они избежали уплотнения, но при этом оставили за собой всю жилплощадь. В блокаду из всей семьи выжила моя прабабушка с дочкой — Агнессой Александровной, то есть моей бабушкой. Прадед сгинул, как неблагонадёжный, ещё в тридцать девятом. Один прабабушкин брат погиб на войне, кто-то умер от голода в блокаде или в тылу, кто-то пропал без вести. Так получилось, что от всего рода Крошинских осталось две женщины тридцати семи и трёх лет.
Сама бабушка этого не помнит, только со слов своей матери, но спасли их фамильные украшения. Большая или, как принято называть, полная парюра с алмазами бриллиантовой огранки и изумрудами. Серьги, гребень-диадема, фибула, ожерелье и сборный браслет-наруч.
Вот мы и подошли к сути моего повествования. Фибула хранится в моей семье у матери, как у старшей рода. Ожерелье вроде как кануло вместе с теми родственниками, что не пережили блокаду. Серьги продала прабабушка, чтобы вывезти дочь из блокадного Ленинграда. Гребень-диадема нашлась в Берлине в коллекции частного коллекционера. Её подлинность подтверждена. Как она попала в Берлин, неизвестно.
А с браслетом вышла неразбериха. Прабабушка утверждала, что его и не было в парюре. Но ей уже тогда было хорошо за семьдесят, она многое пережила на своём веку, могла и путаться. А вот бабушка помнила, что маленькой она играла с маминым браслетом с зелёными камешками, который был так хитро сделан, что разбирался на составные части. Основную часть в виде цветочной розетки можно было носить как брошь, а две остальные, поменьше, можно было добавить к гребню, скорее всего.