Инга восторженно ахнула и подошла к телевизору. Отставив кофе, взяла воскового вида собачку и повертела в руках, с шумом втянула запах. Лицо осветила мечтательная улыбка.
– Когда я была совсем маленькой, у нас в гостиной стояли три марципановых зайчика. Родители строго-настрого запрещали трогать их до наступления Нового года. Но зайки так соблазнительно пахли! И я потихонечку расковыривала их снизу ногтем... К Новому году такие дырищи выковыряла!
Стас подошёл к ней, развернул к себе. Инга встретилась с его взглядом, замерла. Улыбка из умилённой стала загадочной, щёки порозовели. Стас крепко обхватил её, прижал и впился губами в жарко отозвавшиеся губы.
– Ужас, – выдохнула Инга после долгого поцелуя, нежно спросила: – Что ты пил?
Но Стас уже потерял способность связно говорить, в голове осталась одна-единственная мысль. Он лихорадочно осыпал Ингу поцелуями и тянул с неё одежду.
– Стас... Стасик... Ну не стоя же...
* * *
В Питере полно злачных районов. Место, куда приехали Радченко и Крисман, ещё не из худших: типичный квартал обшарпанных хрущёвок с замусоренными дворами между ними. Мамонин ломбард приютился в подвале одного из этих домов и тоже ничем особенным не выделялся. Только необычно многолюдная толпа зевак окружала огороженный полицией ржавый навес над спуском.
– Вот и продолжение «танцев», – угрюмый Хасьянов отдал честь.
Столь же мрачные коллеги пожали ему руку, оба невольно глянули на бледного молодого полицейского, который прислонился к ограждению спуска и едва сдерживал рвотные позывы.
– Кровищи как на скотобойне, – пояснил Хасьянов, проследив за их взглядами.
– Что свидетели? – спросил Радченко.
– Ну как свидетели... Были два клиента. Преступления не видели. Как услышали выстрелы, убежали из ломбарда... Остальное население ещё только начали опрашивать.
Радченко кивнул, спустился по лестнице и нырнул под пролётом низковатой двери в сумрачный, пахнущий старьём зальчик. Метров шесть в длину, полтора – в ширину. Вдоль каменной стены ряд драных стульев. Перед ними – дощатая перегородка, которая делила подвальный отсек пополам. А в ней посередине – продольный разрез из дощатого прилавка с металлической решёткой над ним.
«Есть в этом что-то тюремное», – подумал майор, осматривая выкрашенные в салатовый цвет стены помещения.
Смотреть здесь было не на что. Радченко открыл скрипучую дверь в перегородке, они с Крисманом углубились в ломбард.
Ещё одна клетушка шесть на полтора, только совсем тесная, потому что заставлена мебелью и всяким барахлом. Но всматриваться в обстановку оперы не стали. Все их внимание мгновенно поглотил мертвец, который сидел в углу у двери. Грудь в крови, на рубашке порез. Между ногой и стеной лежал пистолет. Под приоткрытую дверь в следующее помещение от тела тянулся широкий кровавый след.
– Ну пошли, – буркнул майор насмотревшись.
Они попали в помещение, часть которого делили на два отсека огромные стальные стеллажи, приставленные задними стенками друг к другу. Старые, слегка мятые, с лупящейся зелёной краской и завалены всяким барахлом. К стеллажам была приставлена стремянка, на ней стоял сотрудник в штатском, изучал содержимое клеток.
Радченко и Крисман протиснулись мимо стремянки. Кровавая дорожка к виденному ранее трупу начиналась в алой лужице в самом начале образованного стеллажами коридора.
За перегородкой по другую сторону от узкого коридора было что-то вроде бытовки. С потолка свисали маломощные лампочки, еле разряжали полумрак. Воздух был пропитан ещё большей, чем в самом ломбарде, сыростью и запахом старья.
Прямо напротив входа к противоположной стене был приставлен большой платяной шкаф. Посреди комнаты стоял окружённый кривоватыми стульями обшарпанный стол. В луже крови на нём лежал, раскинув руки и свесив ноги на пол, здоровяк лет тридцати. Позади валялся опрокинутый стул.
– Это нечто. Я с таким ещё не сталкивался.
Эксперт Кругляков стоял в тени сбоку от окна. Розоватые щёки на пухлом белоснежном лице коренного питерца выдавали нетипичное для него возбуждение.
– Сколько их? – спросил Радченко.
– Трое.
– Всё, что остались у Мамони, – напомнил Крисман.
– Вместе с самим Мамониным, – подчеркнул Радченко. – Где он?
Не дожидаясь ответа, майор заглянул за перегородку. Пространство между стеллажами и стеной напротив представляло собой подобие мамониного кабинета с большим конторским столом и шкафом возле него. Взгляд невольно зацепился за серебряную пепельницу на столе. Радченко хорошо помнил её...
Однажды, в две тысячи девятом, он с Арутюняном заходил сюда. Мамоня только что пережил нападение, один из его людей был убит, сам он чудом отделался лёгким ранением. Сидел за этим столом, злой, не знал, куда деть забинтованную руку.