Около Александра Павловича находился сейчас уже второй его адъютант, генерал Бибиков. Саблин, видя явную немилость царя к своему родственнику, стушевался. Генерал Хрущов, увядший и унылый, стоял у притолоки, смятенный ожиданием, что его заметят, позовут и о чем-то либо спросят.
— Что это? Кто это? — спросил Александр Павлович, остановясь над прикрытым холщевой простынею Ипатом. Хозяин дома был, видимо, снова в забытьи; плечи его двигались от глубокого хриплого дыхания.
— Он болен? — отодвигаясь, спросил Александр Павлович.
— Если хочешь знать правду — смотри. — ответила Лейла, срывая со спины Ипата окровавленное покрывало… Оно уже кое-где присохло к ранам и, отрываясь, причиняло боль Ипату. Он громко застонал…
Александр Павлович, взглянув на иссеченное, истекающее кровью тело, закрыл глаза рукою и поспешно вышел из избы.
На крыльце Александр Павлович приостановился и приказал Бибикову:
— Андрей Павлович, запиши в дорожный журнал: воля моя — чтобы цыганку эту никто не трогал и чтоб заботились о ней, ты мне о ней еще напомни.
Со двора Ипата Александр Павлович прошел к церкви, морщась от оглушительного перезвона: звонари, зная, что царь глухой, звонили во-всю Ивановскую.
Толпу — старожилов и новопоселенцев сотские и десятские, управленские егеря и конюшие сдерживали поодаль. Посещение царем Ипатовой избы было видно всем издали. Крестьяне и питомцы поняли, что Лейла жаловалась царю за себя и за Ипата, и не хотели от нее в этом отстать. Прорвав оцепенение, народ сбегался к церкви. Когда Александр Павлович вышел оттуда, поднялся опять вопль и плач, но уже никто не вставал на колени; теснясь и толкаясь, толпа стремилась к царю. Александр Павлович остановился на верхней ступени в ожидании, что ему очистят дорогу к карете.
В это время к нему приблизилась нарядно одетая жена Хрущова. Она находилась в церкви, предполагая, что будет представлена братом царю. Сумрачный вид Александра Павловича, убитый вид мужа, его упорное молчание, угрюмое невнимание Саблина — все это встревожило Хрущову.
— Что служилось? Скажите же рада бога? — обратилась Софья Алексеевна Хрущева к Саблину.
— Все пропало. Курица погубила Дмитрия Александровича!
— Какая курица? Что за вздор!..
— Ты, ты — курица!.. — прошипел Хрущов на жену: — Послушался я, олух, твоих советов: «хлеб-соль, зажарим гуся, зажарим курицу!» Туда же с куриными мозгами! Эх, матушка!
Хрущова, еще не зная, в чем дело, решилась спасти мужа. Она не знала иного средства, как упасть на колени перед Александром Павловичем.
— Что вам нужно, сударыня, встаньте, — произнес Александр Павлович, делая вид, что хочет поднять даму. Хрущову подхватили под руки Бибиков и Саблин с двух сторон и поставили на ноги.
Толпа у паперти притихла.
— Говорите!
— Ваше величество! Мой муж никого не тронул пальцем, мужики наговаривают на него напрасно…
— Это дело вашего мужа, сударыня…
— Ваше величество! Я хочу разделить его вину, если она есть… Он так заботился о них…
— Врет, курва! — громко выкрикнул кто-то из толпы.
Александр Павлович отвернулся от Хрущовой и нерешительно начал спускаться вниз к карете. Сотские и егеря с трудом пробили дорогу в толпе; царь, изменяя своей горделивой осанке, юркнул в карету, как полевая мышь в нору.
Кучер погнал коней. Мужики падали, цепляясь за колеса, хватая под уздцы лошадей, и гнались за каретой с криком и свистом. Между опекунскими егерями и питомцами поднялась драка. Не проехав так и полверсты, карете пришлось остановиться. Александр Павлович вышел из кареты. Толпа сгрудилась и затихла.
— Дайте мне одного, с кем бы я мог говорить, а прочие все молчите.
Из толпы выпихнули древнего старожила..
— Я вижу, вы чем-то недовольны. Скажи мне, старик, ведь, ты барский, а не питомец?
— Точно, барский!
— За кем же лучше жить: за мною или за барином?
— За барином, милый, жить было куда способней, чем за тобой.
— Почему?
— Да там мы работали три дня в неделю, а теперь мы не видим и праздников: и на казну работай и на этих вот рукосуев работай. Нагнали к нам неспособного народу, зовут себя «царскими детьми», да чай поди, где тебе столько наплодить? Чьи они дети — прах их знает, а мы и на них работай и на управителя работай. Замаялись в корень… Возьмем генеральшу…