Во сне я вновь и вновь кувыркалась по бесконечной подъездной лестнице, раз за разом ударяясь головой о дверь старухи-соседки. Устав от бесконечной адской карусели, я проснулась. В призрачном свете уличного фонаря, проникающего через неплотно закрытые жалюзи, окружающее казалось ненастоящим, нарисованным. Было непривычно тихо. В чёрно-белом пространстве бокса мигали разноцветные огоньки пожарной сигнализации и кнопки вызова медперсонала.
Сильно хотелось пить. Я потянулась к чашке с водой, оставленной заботливой санитаркой, и вновь увидела оранжевого гостя. Теперь монстр казался реальнее, чем прежде. Длинным остро заточенным ногтем он передвинул чашку, сделав её недоступной для меня. Лицо его сморщилось, приняло насмешливое выражение, вокруг глаз пролегли лучи-морщинки.
Я, решив, что это продолжение кошмарного сна, откинулась на подушку и вновь закрыла глаза. Мне необходимо было избавиться от наваждения и проснуться по-настоящему! Но на этот раз призрак никуда не делся. Он наклонился ко мне, раззявил свой бездонный рот и прикоснулся к моему лбу длинным пунцовым трепещущим языком. Я в жизни не испытывала ничего омерзительнее и вжалась в жёсткий больничный матрас, пытаясь отстраниться от исследующего мой лоб чудовища. Наконец липкий влажный язык нащупал место ушиба, и острая нечеловеческая боль пронзила мой мозг. Видимо, я громко закричала, так как мгновение спустя в палату вбежала перепуганная медсестра. А через некоторое время пришёл дежурный врач.
Выписали меня лишь через месяц с неутешительным диагнозом «неоперабельная опухоль головного мозга». Страшное существо стало моим постоянным ночным гостем, каждый визит которого медленно, но верно приближал меня к мучительной смерти. Головные боли становились сильнее, а чудовище – материальнее. Казалось, что оно упивается своей властью над моим измученным телом и горем, которое поселилось в нашей семье. Я ни с кем не могла поделиться тем, что вижу, боясь, что меня сочтут сумасшедшей. Да я и сама считала себя такой, пока не попала на обследование в Институт головного мозга.
Длинный коридор оказался заполнен не только пациентами и снующим между ними медперсоналом, но и жуткими сущностями различных видов, размеров и мастей. Расширившимися от ужаса глазами я смотрела, как твари с жадностью шарят своими языками по затылкам и лбам больных, лица которых искажаются от периодических вспышек боли.
— Ты тоже их видишь? – услышала я тихий старческий голос за своей спиной. Благообразный опрятный старичок в инвалидном кресле взирал на меня с печальной улыбкой. Сухие морщинистые руки, покрытые пигментными пятнами, покоились поверх клетчатого пледа, которым были прикрыты его ноги.
— И вы тоже видите? – взволнованно прошептала я. Старичок утвердительно кивнул:
— Многие из нас их видят, дочка. Мы называем их «пиявками».
— Но почему они пришли днём? Мой приходит лишь по ночам.
— Это вопрос времени, – печально отозвался мой собеседник. – Чем слабее донор, тем сильнее становится присосавшаяся к нему сущность.
— Так значит.., – я застыла, пораженная ужасной догадкой.
— Да, – продолжил старик, – скоро боль станет постоянной, как и присутствие «пиявки».
— Они все такие разные, – я с отвращением огляделась по сторонам.
— Это зависит от нашего воображения, – объяснил мой новый знакомый и торопливо добавил: – Он идёт. Тебе лучше не видеть этого.
Но я увидела. К старику приблизился призрак, одетый в драную немецкую форму. Я ясно рассмотрела нашивку – расправившего крылья орла и украшавшую рукав существа свастику. Голый череп, покрытый ошметками жёлто-серой разложившейся кожи, оскалился рядами гнилых острых зубов, между которыми прятался красный длинный язык. «Пиявка» бесцеремонно толкнула старика в грудь, от чего тот резко откинулся на спинку кресла, и присосалась к старческому виску. Жертва вскрикнула.
Пробегающий мимо врач склонился над потерявшим сознание пациентом и через секунду крикнул «Срочно в операционную!». Старика переложили на передвижную кушетку и повезли прочь. Насытившийся призрак довольно ухмыльнулся и отправился следом. Я знала, что операция старику уже не поможет.