Посмотрела на чай и пододвинула к себе поближе. Обхватила кружку руками и глубоко вдохнула. Мне нравился его нежный аромат трав. Сразу вспоминался бабушкин домик. Она любила сушить разные травы и вешать их в прихожей большими пучками. От этого в доме постоянно стоял крепкий запах полевых трав. Зато бабушкин чай был самым вкусным на свете.
Выпив чай, пошла в комнату. Не раздеваясь, улеглась на кровать и уснула.
Свет... яркий свет не дает открыть глаза. Тяжелое дыхание. Я слышу, как дышу. Вдох, выдох.
Страх... незнание происходящего... голоса... далекие, едва уловимые... крик... и пустота...
Я виду холст перед собой. Белое полотно и тонкие пальцы с простым карандашом. Первый штрих. Неуверенный, едва заметный. Еще один. Что-то прорисовывается. Кажется, это похоже на овал лица. Но еще нет глаз, носа и губ. Несколько прядей падают на будущее лицо. Быстро появляются растрепанные волосы, словно их теребит ветер. Вот он понес копну русых волос (на рисунке они черные, но я знаю, что волосы русые) в одну сторону, а теперь, развернувшись, растормошил в другую. Легкий сарафан на тонких бретельках. Одну ногу поджала под себя, другая прямая. Руки в стороны. Девушка как будто танцует. Художник нарисовал все, только лицо остается пустым. Нет глаз, носа и рта, словно их никогда и не было.
Открываю глаза и смотрю в потолок. Давно мне не снились сны. Глубоко вздыхаю и снова закрываю глаза, но сон не идет. Встаю и ковыляю на кухню. Снова нужно заварить себе чай. Я бы что-нибудь и поела, но холодильник уже несколько дней пустует.
Опускаюсь на стул и беру ручку. Она всегда тут лежит, возле стационарного телефона. Начинаю беспорядочно водить ею по клеенке. Она старая, давно пора заменить, поэтому не жалко. Посматриваю на чайник и растерянно ищу на полке будущую еду. Может геркулес сварить, хотя он так уже надоел, что тошнит. Макароны? А больше и нет ничего.
Стук.
Вздрагиваю и прислушиваюсь.
Тишина.
Встаю, на глаза попадается измалеванная клеенка. На ней, сама не замечая, я нарисовала рисунок из сна. Такую же танцующую девушку без лица.
Сглотнула.
Я никогда не умела рисовать. Не давался этот вид творчества.
Внимательно всматриваюсь в черты. Да, этот тот самый рисунок, что приснился мне.
Я забыла про стук, про чайник, который уже закипел. Смотрю, не отрываясь, на танцующую девушку. В ней есть что-то знакомое, родное. Кажется, вот-вот проявятся черты лица, и я узнаю ее. Но сколько бы ни смотрела, ничего не происходило.
Вздыхаю и перевожу взгляд на чайник, наливаю в кружку воду и иду в комнату. На глаза попадается пустое место на стене. Там висит моя фотография, вернее, висела, а теперь пусто. Ставлю кружку на стул и, подойдя к дивану, заглядываю за спинку. Мое фото упало на пол. Пытаюсь достать, не выходит. Рука не проходит между диваном и стенкой. Слезаю с дивана, с трудом отодвигаю от стены и просовываю руку. Получилось. Поднимаю и смотрю на целое стекло. Рамка упала почти с полутораметровой высоты и никаких повреждений. Словно ее просто сняли и поставили на пол.
Вспомнила о стуке, что слышала из комнаты. Это была упавшая рамка, получается. Но как она упала? Переворачиваю. Крючок целый. Перевожу взгляд на стену. Гвоздь тоже на месте. В чем проблема? Непонятно. Залезаю с ногами на диван. Вешаю рамку на место. Отхожу на пару шагов, присматриваясь, ровно ли повесила. Вроде ровно, беру уже остывший чай и пью.
Как же получается, что я, не умеючи рисовать, нарисовала, можно сказать, картину?
Усаживаюсь на диван и ищу глазами в стопке бумаг, что располагается на полу, альбом. Я покупала его для эскизов, по работе нужен был. Помнится, он наполовину остался пуст. Глотнув чай, переползаю на пол и преступаю к поиску альбома. Он как будто испарился. Я уверена, что положила его сюда. Быстро перекладываю бумажное "добро". Здесь старые журналы, какие-то газеты, рекламные буклеты и прочая ненужная чушь.
– Нашла! – радостно выкрикнула и подняла альбом над головой.
Схватив с органайзера, что стоит на столе, карандаш, усаживаюсь поудобнее на полу.
Что нарисовать? Складываю губы трубочкой и кошусь на стопку бумаг, вытаскиваю первый попавшийся журнал и начинаю листать. На глаза попадается модель в нижнем белье. Милая блондинка стоит у стеночки, красиво позируя фотографу.
– А вот и попробуем, – выдохнула и, найдя чистый лист в альбоме, приступила к рисованию.
Набросала пару штрихов. Далось легко. Потом как-то быстро перешла к прорисовыванию деталей и не заметила, как нарисовала полностью.
Когда я отложила карандаш, на листке остался черно-белый рисунок девушки. Точная копия с журнала.
Пыталась найти недочеты, но не смогла. Срисовала точно, каждую деталь. Это пугало, потому что я не художник и никогда не училась. Встала, отошла. Наклонила голову, прищурилась. Копия была идеальна.
Убрала волосы с лица и заметила, какие у меня грязные ладони. Они были все в грифеле. Словно я не рисовала, а руками размазывала карандаш.
– Может, просто удача, – почему-то решила я и сжала сильней карандаш, чтобы попробовать еще.
Когда в дверь зазвонили, дернулась и подскочила.
– Кто ночью пришел? – удивилась я и остановила свой взгляд на часах. Уже было восемь часов утра.
Я не заметила, как рассвело. Всю ночь прорисовала. В итоге от моих стараний на полу остались около десяти рисунков разной тематики.
В дверь постучали. Я кинулась открывать, догадываясь, кто мог прийти.
Что же мне сказать? Как быть?
– Доброе утро, Зоя Петровна, – улыбнулась я, пропуская в квартиру хозяйку.
– Я ненадолго, – буркнула высокая женщина, проходя мимо меня. Она кинула быстрый взгляд в ванную, туалет и направилась в комнату. – Что это?
Закрыв дверь, прошла следом, не зная, как объяснить хозяйке, что денег нет.
– Рисунки...
– Я вижу, что не фото, – скривилась Зоя Петровна. – Это ты нарисовала?
– Да, я когда нервничаю – рисую, – придумала на ходу. – Просто дело в том...
– Здорово получается, – перебила меня женщина. – Я всегда хотела иметь портрет, только дорого это. – Она посмотрела на меня. – Деньги давай.
– Я это... такое дело...
– Что?!
– Нет денег, – выдала я и отступила.
– Мы же договаривались. Сегодня последний день оплаты, – сложила руки на груди хозяйка. – Ты всегда задерживаешь деньги. Больше ждать не стану.
– Я не успела за расчетом зайти. Деньги только в понедельник будут. Это точно!
– Не верю, – выдала Зоя Петровна. – Выезжай. Я найду других постояльцев. – Она указала на дверь.
Сглотнула. Куда я пойду? Что теперь делать?
– А давайте я вас нарисую, – предложила. – Компенсация за неудобства. А в понедельник будут деньги. Обещаю. – Указала рукой на диван и схватила с пола альбом.
Хозяйка усмехнулась, покосилась на рисунки.
– Я большой портрет хочу.
– Но больше листа нет, – развела руками.
Зоя Петровна прищурилась.
– Тут через квартал есть канцтовары. Пошли, – она махнула рукой.
С портретом хозяйки я мучилась до самого вечера. Устала так, что руки стали дрожать. Зою Петровну не устраивало все. Она хотела выглядеть молодой и красивой, как в двадцать лет. Только сейчас-то ей сорок восемь.
Уже стемнело, а немолодая женщина еще находилась у меня и указывала недочеты своего лица.
Глаза болели, спина ныла. Хотелось есть и пить. Я даже в туалет отлучалась только по разрешению. Когда у меня в очередной раз запел желудок, Зоя Петровна сказала:
– Иногда полезно устраивать голодовки.
Да, полезно, только вот такие голодовки у меня все время.
Я ничего не сказала.
Тысячу раз пожалела, что предложила рисовать.
За что мне такое наказание?
Заправив прядь выпавших волос за ухо, я попыталась успокоить дрожащие пальцы и провести ровную линию.