Тени разом грянули.
Четверо воинов крушили и ломали конечности, голову и тела неизвестных существ, что рвались убить их. Хруст и хрипение, крики и вопли. Когти стачивались об кольчугу, а сталь пробивала чёрную плоть и рвала её.
— Умрите, твари, этот лес наш! — кричал Энрике.
Расправившись с напавшими на них существами, они двинулись дальше.
Свинцовый вечер застыл, ночь не наступала, а в небе над замком образовывалась сгусток свечения.
Двое ветеранов по обе руки посмотрели туда, а потом на Энрике, в их глазах на мгновение показалось волнение.
— Это Джон, его молитва собирает древние силы, о которых мы не знаем ничего. Мы идем дальше, отчистим эту землю от зла! — Энрике постарался вложить как можно больше веры в свои слова.
Тогда глаза безмолвных воинов засветились пониманием и преданностью.
И путь вверх по склону продолжился.
Тени вновь мелькали меж деревьев. Тогда Джон остановился. Трое посмотрели на него, и он протянул руку вперёд, распростер ладонь свою, которая покрылась белыми светящимися письменами. Молча воины поднесли своё оружие к его ладони и булавы засветились белым светом.
Послышался рычание, писк и вой.
Черные тени отступили, они мелькали меж могучих стволов вдали и кидали изредка камни и кости. Подняв одну такую кость, Энрике понял, что она принадлежала человеку.
"Лиз, на что же ты способна…" — подумал Энрике, теперь с возрастающей горечью.
Когда путники подошли к месту, где некогда была цитадель, то обнаружили каменный фундамент, по краям которого росли остатки кирпичных стен. К крупному куску стены подошел Джон и прислонил к нему руки, стены стали покрываться белыми светящимися письменами. Внезапно наступила ночь, безлунная, совсем как та, в которую Джону явился главный ужас его жизни. Но свет оружия развеивал тьму вокруг славных воинов.
Тени выпрыгивали одна за другой и были быстро убиты парой ловких ударов, тогда они притаились и ринулись плотным строем. Энрике и двое ветеранов по обе его руки сокрушали плоть чужой природы, собирая мрачную жатву своей эпохи. Никто из них не думал прежде, что столкнется с чем-то, отрицающим их существование на этой земле, они ощущали это отрицание. Им не оставалось ничего, кроме как хлестать свою смерть по лицу, давить пальцами бездонные дыры её глаз. Сталь, подруга человека, изничтожала врага.
Тварей было бесчисленной множество.
Силы кончались.
Десятки черных лап разорвали кольчугу Энрике и брызнула кровь. Без лишних слов, воины по обе руки заслонили собой падающего товарища и упорно, как никогда, стали разить чудовищ.
Свирепость близилась к своему апогею.
Энрике поднялся и из последних сил стал наносить удары, так быстро и сильно, что полетели черные ошметки.
Взмахи и удары не прекращались, пока Джон произносил, теперь уже вслух, свою колоссальную молитву. Он читал её пока белый сгусток не стал виден в черном небосводе, превратившемся в непроницаемый купол.
Из гигантского сгустка ударил луч, когда тела израсходовали все свои силы и держались лишь энергией небес, призываемой чтецом.
Всех их поглотил белый свет, в котором черная плоть мгновенно испепелялась.
Из основания столба света разошлась круговая волна, расширяющийся диск моментально испепелил всю чернеющую плоть в округе, волна ушла к вершинам гор всей речной долины. Лучи один за другим пробивали купол тёмных туч, пока наконец всё не было залито бесконечным первозданным святым светом.
Тогда чтение, длившееся три дня, окончилось.
Воины пали без сил.
Последним, что в тот день ощутил Энрике, были чьи-то нежные руки на своем лице.
_____
"Деревья исцелились."
В зелёном платье, Лиз прошлась вдоль опушки леса, она провела ладонью по стволу дерева, где теперь не было ничего чужого.
"Неужели я была так больна… неужели не замечала, как моя печаль копилась и уродовала всё живое здесь. Сколько боли испытывала эта плоть! Простят ли меня древние хозяева этого леса… Что ж, пора."
Она устремилась сквозь рощу, не ведая материи в этот миг, к месту, где сохранила своего возлюбленного.
Там, в пещере, на берегу пруда, лежал на постели из сухой травы Энрике.
Проснувшись, он увидел перед собой Лиз. Она стояла у входа, положив руку на скальную стену, её глаза были бесконечной печальной нежностью, хранившейся и вызревающей долгие годы. Ему не нравился этот взгляд. Он собирался противостоять ему. Но теперь, столкнувшись с ним, он не знал, как реагировать. Сердце быстро набрало темп, в руки забралась легкая дрожь, Энрике стал будто бы слегка наблюдать себя со стороны.