Дома, подложив котенку еды (сам с ладошку, а ест аки лошадь), и переодевшись в сухое и теплое, я разогрела вино с пряностями, под горячей водой нагрела бутылку, сцедила горячий алкоголь и вылила обратно в бутылку. Научил меня этому один очень интересный человек, сказав, что пьется гораздо вкуснее. Наверное, дело в убеждении, но с тех пор иначе я глинтвейн и не пила. Наконец, оттягивать момент открытия шкатулки стало просто невозможно. Я вытащила ее из шкафа, провела пальцами по ножке вырезанного бокала и осторожно вставила ключ. Он подошел. В шкатулке оказались письма. Первое датировано 27 февраля, последнее 27 апреля. Раз в две недели… И последнее письмо написано в день его смерти.
' Ты знаешь, теперь я окончательно уверен, что ее в тебе ничтожно мало. Риза окончательно стерлась из памяти тех, кто имел несчастье быть с ней знаком,
постепенно стирается и из моей. Не подумай только, что я так легко отступаюсь от тех, кого любил, но везде есть границы. Терпения, понимания, любви. Наверное, вечность окончательно свела ее с ума. Но ты сейчас такая, какой я ее помню в ее лучшие дни. Живая, активная, бойкая, наглая. Такая невыносимая и такая родная. Как ни странно, она была очень чуткой со мной, в тебе нет той чуткости, но ты и не принимаешь меня так, как принимала она. Но разговор не о том. Просто сегодня все изменится. Окончательно. Самый главный злодей будет убит, а добрые герои уедут в рассвет на белом коне. Хм, нет, лучше не надо, они просто уедут куда-нибудь к морю на недельку. Тебя больше никто никогда не тронет, слышишь? Я защищу тебя. Однажды я приду к тебе ранним ранним вечером, но когда твоя мама будет дома. У меня будет два больших букета — букет красных роз для твоей мамы и большой букет сиреневых гиацинтов для тебя. Да-да, я в курсе, что ты ненавидишь цветы. И также я знаю, что ты сходишь с ума по сиреневым гиацинтам.
Мы поговорим с ней, и она, конечно же, не откажет в том, чтобы ты переехала ко мне. Или я тебя украду, слышишь?'
Я сидела на полу, уставившись в стену, и пила вино прямо из бутылки, игнорируя бокал. Дышать становилось труднее с каждой секундой.
'Каждое утро я буду просыпаться и видеть тебя рядом, в своих объятиях. Сонную, милую, такую родную и любимую. Я буду варить тебе какао и приносить в постель, а ты будешь улыбаться мне. Так улыбаться, что сердце будет пропускать удары (впрочем, оно частенько этим грешит без вреда для организма). Я опять лягу рядом, обниму тебя, уткнусь носом в волосы, чтобы ощутить запах карамели и сандала, буду целовать твою шею, ощущая шелк кожи, прикасаясь губами к твоим губам… Я буду возить тебя на лекции, а днем писать смс-ки о своей любви'. Перед глазами все плыло, воздух словно сгустился и не хотел поступать в легкие. Кажется, сейчас мое сердце раздумает биться… 'У нас с тобой будет сын. И не вопи, женщина, я сказал, что будет — значит будет. В конце концов, это не только в наших интересах, но и общинно-клановых. Ты представь, как тысячелетние вампиры в восторге прыгают и хлопают в ладоши — получилось два вида скрестить! Мне обещали, что будут. Сам верховный вампир. Персонально. Я же знаю, что ты хочешь. Не через два года — так через пять. Десять. Пятнадцать. Мы вырастем воина. Главное, чтобы он не унаследовал твой мерзкий характер (смеюсь). Все, любимая, я побежал. Знаешь, куда? На встречу к тебе. Надеюсь, ты скажешь мне сегодня что-нибудь в таком же духе, а то я уже и не знаю, что мне делать с тобой. Я люблю тебя'.
— Не надо было… — прошептала я, чувствуя, как под халатом трансформируется тело в звериное. Слишком тяжело для человека. Я сбросила одежду, открыла окно и прыгнула вниз. Крылья уверенно подняли меня вверх.
*Медвежий Угол
Глава третья «По разные стороны зеркала»