Выбрать главу

— И не надейтесь, Катрин, я не раскаюсь, — предупредил ее полные укора фразы Николай с легкой усмешкой и опустился на одно колено, оглядывая поврежденную лодыжку. — Больно? — он как можно аккуратнее надавил на припухший участок; Катерина, стиснув зубы, кивнула. — Похоже на вывих.

Раньше, когда на острове не смолкал детский смех, здесь несли караул матросы Гвардейского экипажа, коих было не менее четырех, причем, они не только охраняли, но и учили морскому делу. Сегодня же здесь царила абсолютная тишина, и, пожалуй, Николай был тому рад. Не так часто ему удавалось оказаться вне дворцовой суеты, и тем более наедине с Катериной. В некотором роде, правда, ситуация могла ее скомпрометировать, однако придворные сплетники бы раздули из любого происшествия новость необъятных масштабов и везде бы углядели романтическую подоплеку, даже будь здесь с десяток охранников. Причем, непосредственно в домике.

Они просто еще немного насладятся покоем, которого не сыскать в дворцовых стенах, а потом он обязательно отправится за доктором, если Катерине не станет легче. Он бы, конечно, даже доставил княжну в Камеронову галерею, благо, на лодке добраться по Обводному каналу до Екатерининского несложно, с братьями он часто так путешествовал, но дальше вряд ли бы княжна дошла сама, а за его новый «подвиг», или, точнее, повторение старого, она бы его явно отчитала. Не желая вновь вызывать — пусть и в некотором роде праведный — гнев своей дамы, Николай решил повременить с решением. На сегодня у него не было запланировано занятий и встреч, а потому вряд ли его так скоро хватятся. Да и Катерина освобождена государыней, хотя еще со дня его внезапной болезни она редко выполняла поручения, что было довольно странно. Равно как и усиление охраны у дверей спальни, что она делила с mademoiselle Жуковской.

— Дело о хищении украшений так и не прояснилось? — вспомнив о насущном, осведомился цесаревич, присаживаясь рядом с княжной на ту же кушетку. — Саша говорил с mademoiselle Мещерской — ей ничего не известно, и она совершенно точно непричастна. Mademoiselle Волконская тоже. И все же, я уверен, что даже если настоящий преступник не будет найден, Императрица не станет долго держать подле Вас жандармов. Хотя в некотором смысле это решение сейчас разумно.

— О чем Вы, Ваше Высочество? — она нахмурилась.

— Мы все еще не имеем никаких сведений о местонахождении и действиях князя Трубецкого. И если он осмелился уже дважды сделать ход в Вашу сторону, ему ничто не помешает сделать это и в третий.

— Если это поможет подцепить хоть какую-то ниточку, ведущую к нему, я согласна на любое число его покушений.

Голос ее, на удивление, не дрожал, а звучал вполне твердо и уверенно. Она действительно хотела как можно скорее завершить эту историю, и если для того требовалось рискнуть своей, на сей раз, уже жизнью, она была готова к этому.

— Нет, Катрин. Я скорее позволю отослать Вас из России, убедившись, что туда руки князя Трубецкого не дотянутся, нежели решу сделать из Вас приманку. Как бы остро ни стояла необходимость его поимки, Вы в этом не станете принимать участия.

Этого стоило ожидать.

— Вы запрещаете мне, Николай Александрович?

И этого тоже.

Цесаревич едва заметно усмехнулся: интересно, существовала ли вообще возможность хоть как-то оградить излишне деятельную Катерину от активных шагов, учитывая, что, даже не зная о происходящем за ее спиной, она способна придумать свой собственный план? Главное, никоим образом ей не давать возможности выяснить, где находится старый князь, иначе она и жандармов сумеет перехитрить, чтобы сбежать из-под этого своеобразного «ареста».

— Если потребуется, даже распоряжусь не выпускать Вас из комнаты, — заверил ее Николай, тут же получая ответную шпильку:

— И сами примете обязанности дежурной фрейлины?

— Способ уговорить Императрицу о Вашем освобождении от обязанностей я найду, не извольте беспокоиться.

Если его вообще была необходимость искать. Вполне вероятно, что Мария Александровна до самого прояснения всех обстоятельств намеревалась не давать ей ни дежурств, ни поручений.

Невольно вспомнился позавчерашний день, и Катерина отвела взгляд, бездумно рассматривая нехитрое убранство комнатки: мраморный камин, столик, укрытый кретоном цвета разбеленой лазури, стеллаж, книги в котором были надежно укутаны плотным слоем пыли. Справа от узкого прямоугольного окна, выходящего на Александровский дворец, обосновалась картина, выполненная масляными красками — цветущий луг, кажется, похожий на один из кусочков Пейзажного парка. Хотелось зацепиться глазом и разумом за какую-нибудь деталь, но все же мысли, невольно всплывшие, отказывались исчезать.

Императрица, похоже, и вправду не верила в ее причастность к инциденту с драгоценностями: одаривая в честь праздника Светлой Пасхи, она не забыла и о Катерине, вручив той жемчужную нить и камею. Безусловно, это не осталось незамеченным остальными фрейлинами, а потому стало очередным поводом для пересудов между теми, кто полагал, что именно она совершила хищение, но по неизвестным для всех причинам оказалась оправдана. И вновь все вело к главной и набившей оскомину теме — о ее романе с Наследником Престола.

В придворном соборе на исповеди, предшествующей причастию, Катерина не знала, с чего начать свои откровения: батюшка не торопил, а сама она едва ли была способна определить, в чем ее вины больше — в том решении, что едва не поставило под угрозу жизнь Великой княжны, или же в чувствах, что она не имела прав испытывать. Особенно сейчас, пребывая в трауре по погибшему жениху, которого должна была оплакивать денно и нощно. Она скорбела по Дмитрию; в минуты, не занятые поручениями государыни, сердце ее сжималось от воспоминаний, что понемногу блекли, но ранили все так же, как и в первые дни после страшного известия. Смерть его стала еще одним ударом, но юности свойственно быстро затягивать полученные раны, сколь бы глубоки они ни были. Да и когда рядом есть те, кто всячески старается сохранить ее покой, хотя бы ради них стоит пытаться вновь вернуться к жизни.

Но даже так, ей казалось, что она совершает жестокое предательство по отношению к памяти жениха. Даже не думая о том, чтобы начать новые отношения, не смея и помыслить о каком-либо пресечении границ, она вызывала у самой себя чувство стойкого отвращения. Где ее воспитание? Где разум? Чем она лучше всех этих фавориток на одну ночь?

«Покайтесь искренне, дитя, да найдете в раскаянии и прощении освобождение от грехов».

Громкий крик разорванного в клочья сердца — тихий шепот нестройных фраз. Кто бы сказал, как молиться. Кто бы сказал, где прощение. Кто бы сказал, в чем правда.

Она — переполнена ложью.

— Катрин?

Николай обеспокоено дотронулся до узкого запястья, с которого соскользнул край широкого рукава-пагоды. Катерина вздрогнула, поворачивая голову; в глазах стояли слезы. Губы попытались сложиться в жалкую улыбку; напрасно. Рука невольно скользнула ниже, чтобы ощутить ладонью острые грани изумруда обручального кольца.

— Простите.

С целью как можно скорее пресечь нежеланные расспросы — цесаревич читал ее эмоции словно раскрытую книгу — она решительно спустила ноги на пол и попыталась принять вертикальное положение, опираясь на изголовье кушетки. С другой стороны ее поддерживал Николай, не выпускающий ее руки из своей, и явно готовый воспротивиться ее своеволию. Лодыжка еще болела и, наверняка, будет доставлять дискомфорт пару дней, но уже не так сильно, как в момент падения. Вероятно, если ступать только на носочек, даже можно идти.

— Вы сию минуту собрались искать князя Трубецкого? — замечая ее стремительные действия, цесаревич тоже немедленно поднялся с кушетки, крепче сжимая ее пальцы и готовясь при необходимости не позволить княжне упасть. Та лишь пожала плечами.

— Надо же чем-то разгонять скуку пустых дней? — уже почти вернувшая себе привычное внешнее спокойствие, она обернулась. — Верите — не понимаю, отчего молодым барышням место штатной фрейлины кажется столь привлекательным. Большей тоски и придумать сложно.