ПЛАЦКАРТ ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ
Поезду №325/326 «Пермь - Новороссийск» посвящается - В плацкарте?! В Геленджик?! - мои родители почти потеряли дар речи. - Почему не купе? Если нужно, мы же добавим... Три дня в плацкартном! - Ничего не нужно, - убеждала я. - Мы же большой компанией - пять взрослых, четверо детей. Детям веселее будет. - Да и дорого в купе, почти как в самолете, сэкономим, чтобы на море ни в чем себе не отказывать, - выдвинул аргумент мой находчивый муж. - Ну, если ни в чем... - огорченно согласилась мама. - Да вы же никогда в плацкарте не ездили! - не унимался отец. - Пусть друзья ваши и едут себе, а вы - в купе. Вы хоть представляете, что такое плацкарт дальнего следования? Мы себе этого даже не представляли. Молодая пухленькая проводница, подсвечивая себе фонариком, проверяла наши документы, тем же фонариком светила в лицо и тут же сравнивала перекошенные лица с зажмуренными от неожиданности глазами с фотографией в паспорте. Начался дождь, чем сильнее он расходился, тем медленнее выполняла свой долг стюардесса РЖД. - Светлана! - громко прочитав имя проводницы на бейджике, сказал высокий молодой мужчина с годовалой дочерью на руках. - А можно проверить документы в вагоне? Дети же мокнут! Светлана быстро метнула луч фонарика в лицо говорящего. - Рядовой Иванов! - отчеканил мужчина. - На территорию вашей страны заброшен недавно, исключительно с вражеской целью! - Ваш паспорт, Иванов, на ребенка свидетельство! - невозмутимо ответила проводница, не обращая внимания на смех. - Билеты же мокнут! - взмолился «Иванов». - Да вообще безобразие! - раздались возмущенные возгласы. - Пустите в вагон! Дождь усилился. Светлана, сдвинув брови, оглядела стоящих перед ней пассажиров. - Ладно, проходите, сразу готовьте документы! - Мама! Мама! - мы не успевали реагировать на каждый восторженный возглас наших детей. - Мама! Тут и сбоку полочки! И здесь спать можно! - Мама! Ремешочки! Я сплю наверху! - И я наверху! И я! Верхние полки были оборудованы потрепанными ремнями безопасности, вид которых вызывал нежное воспоминание о старом любимом рюкзаке. - Они никого не удержат! - констатировали папы, проверив конструкцию на прочность. - Дети внизу, папы наверху! - приказ мам вызвал вопль отчаяния у детей и тяжелый вздох обреченности у пап. - Мама! Там дырка на улицу! - сын прибежал из туалета. - А куда мне... (шепчет) писать теперь? Я ведь за три дня точно захочу. Точно-точно. - Туда и надо, сынок, - вздыхает папа. - Ты что, таких туалетов не видел? Таких туалетов... Да, пожалуй, и я таких туалетов не видела давно. Забылось как-то. Раньше не удивляло, а теперь почему-то удивляет... - Нет, не удивляет. Нужно подобрать какое-то другое слово. Поражает? Возмущает? Никак не подбирается, - размышляю я, стоя перед закрытой дверью и ожидая, когда же закончится очередная санитарная зона. - Стойте, стойте, - останавливает меня проводница Светлана, когда я пытаюсь протиснуться мимо нее. - У меня сейчас по графику генеральная уборка в туалете. Потерпите. А то начальник смены придет, а я уже вторую уборку пропустила, всё вас, пассажиров, жалею. Интересно. Генеральная уборка. Этому несчастному помещению поможет только генеральный ремонт. Помня, как Светлана убирала вагон, перегоняя мусор из угла в угол мокрым веником, решаю понаблюдать за уборкой туалета. Светлана деловито надевает синий халат, тщательно застегивает его на все пуговицы и (о боже!) натягивает резиновые перчатки. Мне становится неловко. Чего я придираюсь? Тоже ведь работка не из приятных. Ей сейчас туалет драить, а я... Студентка скорее всего, подрабатывает летом... Сама на юге и не отдохнет совсем. Тут же назад, на Урал... Дальнейшее приводит меня в дикий восторг, мгновенно уничтожая всякую неловкость. Светлана берет в руки большой баллон с освежителем воздуха, открывает дверь туалета, но не заходит в него. С порога она чертит в воздушном пространстве туалета «знак Зорро». - Красная роза! Мой любимый! Всё! Проходите! - с чувством полного удовлетворения говорит она, ласково улыбается мне и направляется в противоположный конец вагона. - Раки! Свежие раки! - по перрону снуют продавцы из местных, соблазняя нас невиданным деликатесом. Мы выползли из душного вагона и жадно пытаемся надышаться свежего воздуха впрок, про запас. У соседнего вагона стоит «не наша» проводница, покачиваясь и вытирая слезы. «Наша» успокаивает ее, обнимая за плечи. Лицо у «чужой» опухло, мутным взглядом она обводит пассажиров на перроне и сердито хмурится. Увидев на подносе одного из продавцов вареных раков, несчастная зажимает рукой рот. - Иди спать! - поучает ее Светлана. - До Ростова еще четыре часа поспать можно. Очередная уборка вагона. Второй раз за три дня. - А у вас там написано, что уборка каждый день, - противным голосом вдруг говорит мой любопытный и любознательный сын. - А вчера не убирали. А почему? Светлана оборачивается, внимательно смотрит на Димку, открывает рот, чтобы что-то сказать, но так ничего и не говорит. Проводница устало вздыхает, в больших перчатках и халате напоминая фронтового хирурга, день и ночь без отдыха выполняющего свой долг. - Что ж вы одна совсем? - спрашивает ее женщина, сидящая на боковом месте. - А напарник у вас есть? - Есть, - Светлана сдувает с потного лба челку. - Он не проспался еще, у него в Перми день рождения было... - Был, - машинально поправляю я. - Что? - удивленно переспрашивает она. - Ну, день. День - он, значит, не было, а был, - говорю я. - Три дня назад? И до сих пор спит? - с легкой завистью откликаются на Светланины слова наши папы. - Так вы трое суток дежурите? - поражается женщина. - Я как-то раз сутки одна на четыре вагона была! - хвастливо отвечает ей Светлана. - Это когда у начальницы смены юбилей был. Был или было? - оборачивается она ко мне. - Юбилей? Точно был, - успокаиваю я ее. В вагоне душно. У нас не открывается окно. В третьем и пятом купе оно, оказывается, не открывается по технике безопасности. Его разбивают в экстренном случае. Жара и духота - не тот случай. На очередной станции вдруг замечаем: во всех окнах соседнего вагона какие-то картонки, они согнуты и выставлены из узкого проема открытых окон. - Это нас наш проводник научил, - объясняют нам соседи. - Создаем вентиляцию. Красота! - А картонок-то где набрали? - Проводник и дал. Еще в Перми приготовил. Глядя на наши перекошенные от зависти лица, Светлана ворчит: - Ага! Сейчас проверка придет - и получит по самое... Это ж угроза пожара... Дождется комиссию, у нас часто бывает. - А в туалет комиссии ходят? - как всегда, не вовремя встревает мой сын. - Ходят? Ну, в дырку, которая сразу на улицу? Светлана молча отворачивается от нас, с обреченным видом забирающихся в вагон. На одной из маленьких станций на противоположном пути останавливается поезд «Новороссийск - Пермь». Пассажиры поездов-побратимов радостно приветствуют друг друга, крича и подпрыгивая, как дети, по силе эмоций напоминая иллюстрацию из старого учебника литературы: солдаты-победители в теплушках возвращаются домой. - В 2013 году размер уставного капитала РЖД составляет... тут тринадцать цифр. Это какое число? - спрашивает один из наших пап, выйдя по телефону в Интернет. - Ну, у триллиона двенадцать нулей, - отвечает мой Димка. А тринадцать... Мама! Днем наш поезд едет медленно, с частыми техническими остановками. Нюхает каждый придорожный цветочек, как паровозик из Ромашкова. Ночью же от невероятной скорости движения вагон болтает из стороны в сторону с такой силой, что я представляю себе на месте машиниста мистического второго проводника, так удачно отметившего день рождения еще на родине. Никто из нас еще ни разу его не видел, но все знают о его существовании. На двери купе проводников висит табличка с красивым именем «Эдуард». Новороссийск встречает нас солнечным утром, свежим воздухом и предвкушением счастливого отдыха. - От меня пахнет красной розой! - жалуюсь я. - Не ворчи, - успокаивают меня друзья и муж с сыном. - Доберемся до Геленджика, в гостинице умоемся - и все будет хорошо. Все хорошо. Все чудесно. Все просто замечательно! Нам предстоит отдыхать в прекрасном курортном городе пятнадцать дней. И мы еще не знаем, что поедем обратно в последнем вагоне. Что рядом с нами трое суток будет ехать дама с собачкой, которая (собачка, конечно), несмотря на громко прочитанное моим сыном правило о перевозке мелких животных (только в ящике!), будет спокойно возвращаться с юга на хозяйской постели, постоянно чесаться, лаять, проситься на улицу и скрипеть когтями по полу. Что перегорит титан и не будет кипятка. Что не будут работать электрические розетки (между прочим, всего две на вагон) и что мы будем отрезаны от внешнего мира со своими разрядившимися телефонами и планшетами. Что вагон наш окажется последним из пятнадцати, потом к нему прицепят вагон с осужденными, который будет пополняться на крупных станциях, пока мы не прибудем в один из уральских городков. - Лотерейные билеты брать будете? - настойчиво спрашивает нас пожилая суровая проводница на обратном пути сразу после посадки. - У нас этим летом новый выигрыш - бесплатно плацкартою на море. - Плацкартом, - тихо говорю я. - Да, да, плацкартою! - оживляется она. - Брать будете?