Я несколько раз ударяю ладонью по рулю.
Это моя долбанная вина, и я сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед ней.
Она издает сдавленный стон, а затем резко подпрыгивает, и из ее легких вырывается гортанный крик. Дарси лихорадочно озирается, пытаясь защищаться, и — здесь и сейчас, — я понимаю, что кто-то, блядь, покалечил ее, и покалечил пиздец как сильно.
Хотелось верить, что, возможно, ее травмы были нанесены собственноручно. Что, возможно, она сама навлекла на себя неприятности, поджигая что-то.
Но нет, такому сценарию Уолт Дисней обзавидовался бы.
Это — то, что выстраивается в умах гнусных и безжалостных, и Дарси — живое доказательство того, что зло, мать его, существует.
— Перестань глазеть на меня, — сердито произносит она, скрещивая руки на груди.
Она вздрагивает, и я знаю — ей больно. Она функционировала на адреналине, и теперь, когда он развеялся, ей предстоят пережить произошедшее заново. А когда это произойдет, мне не хочется гнать со скоростью сто миль в час.
Я резко поворачиваю налево и еду по ухабистой дороге. Мы оба подергиваемся на каждой выбоине, которую я проезжаю, но Дарси не жалуется. Она просто пялится в лобовое стекло, скрестив ноги, с невыразительным взглядом. Впрочем, когда ее губы подрагивают, я знаю, что ее голова участвует в забеге, который она заведомо выиграла.
Вскоре взору предстает обветшалый мотель.
Этим местом пользуются только дальнобойщики и пятидолларовые проститутки; спать в картонной коробке у шоссе было бы предпочтительнее, чем оставаться здесь. Но отчаянные времена — отчаянные меры.
Я подъезжаю к задней двери, стараясь, чтобы угнанная тачка не попала в поле зрения, — не то чтобы кто-то заглянет сюда. Но все равно нужно быть осторожным.
Вывеска мотеля давно перестала светиться, но порою на ней загорается буква Т, освещая парковку красным мерцанием.
Дарси вздрагивает, когда буква неожиданно мерцает.
— Пошел на хуй, Т. Ты давным-давно лишился возможности блистать. Всегда пытаешься находиться в центре внимания, не так ли?
Если я не затащу ее внутрь, эта буква предвестит наше попадание в беду15.
— Пойдем. — Я открываю дверь и выхожу наружу, зная, что лучше не предлагать ей помощи. В последний раз, когда я предложил, по моим щекам надавали.
Гравий хрустит под ее босыми ногами, пока она идет следом, и она не ропщет. По сравнению с остальными ее травмами это, наверное, проще пареной репы.
Звезды затаились, и мы идем в почти полной темноте к входной двери. Когда я открываю ее, звонок звучит так, будто его вот-вот вывернет, и это вполне подобающе, поскольку от такого убранства кому угодно захочется блевать. А запашок… воняет протухшим пивом и кошачьем ссаньем.
— Офигеть, — восторгается Дарси позади меня. — Ты только не разорись из-за меня.
Местечко похоже на стероидный охотничий домик. Непонятно, кто его отделывал, но вполне уверен, что не защитнички прав животных, потому что меблировка состоит из множества камуфляжа и чучел голов животных. Высокая лампа в уголке комнаты выглядит так, будто ее прикупили из поместья Эда Гина16.
Ах, да, говоря о серийных убийцах.
Из-за затасканного красного занавеса вперевалку выходит мужик в смокинге. Дарси фыркает. Мне сию же секунду нужно переместить ее в комнату.
— Вечерка доброго, — молвит мужик, на бейджике которого написано «Эрл». — Пришли душ починить в восьмом номере?
Без понятия кодовое слово ли это, помимо того, что я долбанный безумный засранец. Тем не менее, я его тешу.
— Послушай-ка, я починю твой душ, если ты сдашь нам комнату и забудешь, что видел нас?
Эрл глядит мне за плечо. Инстинктивно отступаю, чтобы он не видел Дарси. Но это не значит, что он ее не слышит.
— Славный костюмчик, Эрл. Где проходит тусовка? У меня было симпатичненькое платьице, но оно теперь испорчено…
Смокинг Эрла выглядит словно его никогда не стирали, а на правом лацкане его белой сорочки пятно от кетчупа. Сам пиджак покрыт слоем пыли и катышками. И его галстук-бабочка криво завязан.
Все происходящее было бы комичным, если бы не тот факт, что Дарси находится в нескольких секундах от того, чтобы слететь с катушек.
Потянувшись в карман за бумажником, я швыряю стодолларовую купюру на стойку, и в воздух взметается облако пыли. Эрл тянется за ней своими костлявыми пальцами с никотиновыми пятнами.