— Рэв. — От голоса Дарси я опоминаюсь.
Оглядываясь, я наблюдаю за тем, как она выключает телек и ищет песню на старом радиоприемнике. Когда звучит песня «Стеклянное сердце» группы Блонди, она улыбается и начинает танцевать на кухне, растворяясь в голосе Дебби Харри.
Песня веселая и бодрая — полная противоположность тому, что чувствует Черпак, будучи погруженным мордой в раковину, полной воды.
Напевая, она пляшет ко мне, и я теряю дар речи; судя по ее взгляду, она перевернет мою жизнь с ног на голову. Она наклоняется ближе, горланя припев, и вынимает пробку из раковины.
Вода бурлит в сливе, и с каждым клокотанием все больше воздуха попадает в легкие Черпака. И когда я слышу, как он глубоко вдыхает, я расшибаю его морду о край раковины, злясь, что он еще жив.
Она кладет свою руку на мою. Ее прикосновение подобно разряду в десять тысяч вольт по всему телу. Это переизбыток эмоций, и она тоже это ощущает.
Я отпускаю Черпака, и Дарси хватается за него и приподнимает его башку, низко наклоняя свое лицо, чтобы оказаться с ним на одном уровне глаз.
— Тебя называют Черпаком из-за огромных лап, верно? — интересуется она. Ее глаза искрятся коварным волнением. — Эти сильные руки можно было бы использовать во благо, но вместо этого ты запихивал их туда, где им не место!
— Тебе понравилось, — рычит он, скаля зубы. Это то, в чем он себя убеждает, чтобы спать по ночам?
— Нет, нет, нет, — шепчет она, прижимаясь своим носом к его. — Мне правда не понравилось.
Кажется будто она его вот-вот поцелует, а когда она включает измельчитель мусора, я чувствую, что ему это не придется по вкусу.
Не успевает он моргнуть, как она заталкивает его руку в устройство мусоропровода, удерживая его изо всех своих сил. Он пытается освободиться другой рукой, так что я расшибаю ее о край раковины, ломая ему запястье. Его кости хрустят в такт музыке.
Вскоре Черпак впадает в болевой шок: его руку все больше засасывает в измельчитель мусора, лицо его бледнеет, и он болтается, как тухлый кусок мяса, пока я стою в сторонке, возбужденный тем, как моя девочка мстит, покрывая себя его кровью.
Затем Дарси достает шпажку с торчащими острыми зубчиками для кукурузных початков в виде желтой кукурузины и со всей дури втыкает ее в левый глаз Черпака. В этом действии есть что-то личное. Она возмещает украденное.
Он вопит как резанный, как будто это больнее, чем измельчитель, «жрущий» его руку.
Девушка размазывает брызги крови по щеке, как и подобает настоящей воительнице, отчего я не могу удержаться. Я хватаю ее за затылок и накрываю своими губами ее. Сначала она замирает, но когда я подталкиваю язык к ее губам, она приоткрывает их и целует меня в ответ.
Мои пальцы запутываются в ее волосах. Она встает на цыпочки, чтобы дотянуться до моего рта.
Мы целуемся так, словно это наш последний день вместе, и когда Дарси чувствует, как я твердею, она проводит ладонью по ширинке моих джинсов и сжимает меня через них. Она отстраняется, пристально глядя в мои глаза, — щеки разрумяненные, губы опухшие, — и произносит:
— Давай сейчас потрахаемся.
Черпак в одном шаге от нас, и я понимаю, что это ее последнее «пошел на хер» послание для него.
Она разворачивается, поднимая подол своего платья и оголяет свою попку, пока облокачивается на кухонную стойку. Все происходящее — это оттенки дурного, поэтому я стягиваю джинсы и провожу членом по ее трусикам, затем быстро оттягиваю их, чтобы подразнить ее и возвращаю на место.
Она хнычет, когда я собираюсь отойти, и оглядывается на меня, хватая за руку.
— Не смей останавливаться. — Она хватает меня за бедра и притягивает к своей попке.
Я принадлежу ей.
Она, блядь, владеет мною, — моим рассудком, телом, душой.
Дарси вынуждает меня двигаться; когда головка моего члена входит в нее, мы оба стонем от близости. Черпак тоже стонет, кровью возюкая кухню и ее прелестное личико. Ее щека прижата к столу, отчего пряди окровавленных волос падают ей на лоб, и она смотрит на него.
Она, блин, просто огонь.
Я жестко начинаю ее трахать. Ее бедра ударяются о стойку, и она толкается ко мне.
— Блядь, да! — кричит Дарси, желая каждый мой дюйм.
Схватив ее за бедра, я погружаюсь в нее; ее киска крепко сжимает мой член. Я хочу кончить. Но я ни за что не сделаю этого, пока она не кончит.
Черпак рыдает, — бедолага больше не сможет передернуть этой рукой или так схватиться за бедра девушки.
Мне так кайфово, что меня даже не колышет эта жуткая сцена. Нездоровой части меня, которую я холю и лелею, капец как нравится все. От возбуждения я врезаю ему по морде и выбиваю шпажку из глазницы, уносящую за собой глазное яблоко.