Здесь же я припрятал плюс-минус пятьдесят тысяч долларов. Еще на черный день припрятал драгоценности и оружие.
Опустившись на корточки, провожу пальцами по деревянным половицам и, нащупав знакомую щель, открываю ее. То же самое проделываю с двумя другими.
Протягиваю руку и вытаскиваю пакеты с зип-локом, набитые наликом. Помню, сколько их там, как и Дарси помнила, сколько котофеев было, однако не буду забирать их все. Независимо от того, как поступила Нонна, не оставлю ее голодать, так как эта бабка будет единственной, кто позаботится о Джун, когда свалю.
Беру с левой полки цветочную наволочку и набиваю ее пакетами с деньжатами. Рыщу в полу и, нащупав спортивную сумку, вытаскиваю, всю заляпанную паутиной и темно-красными кровавыми пятнами.
Собираю все и возвращаю половицу.
Оборачиваю и замечаю, как Дарси наблюдает из дверного проема, широко раскрыв глаза. И к гадалке не ходи — размышляет с кем переспала. Я не добропорядочный тип, и теперь она этот факт просекает.
Я трахал баб постарше, чтобы заполучить желаемое.
Наебывал добросовестных людей, чтобы заполучить желаемое.
И не испытываю ни капельки вины за эти проступки.
Мир — это игра на выживание. Если Дарси порицает меня, то стоит ей увидеть полную картину.
— Не хочешь попрощаться? — голос Нонны раздается за спиной Дарси, которая ошалело оборачивается.
— Ты что, обираешь невинную бабулю? — в ужасе вопрошает девушка.
— Поверь, эта бабка вовсе не невинная. Чао-какао, Нонначка.
Дарси отходит в сторону, растерянно поглядывая на нас с бабкой. Вот между мной и Нонной нет никакой муторности, знает ведь, что чувствую себя преданным из-за ее пиздежа.
— Твоя мать все рассказала. Прости…
Беру спортивную сумку и проталкиваюсь мимо нее.
— Попридержи-ка свои извинения. Поздновато как-то.
— Ложь была для твоего же блага. Если б узнал…
— Точняк. Если б узнал, но не узнал ведь, так как никто не счел нужным сказать мне правду!
— Не манди чушь. Твой отец — нехороший человек.
— Тогда я унаследовал от него не только внешку, — огрызаюсь, прокручивая в мыслях пьяные всхлипы Джун о том, как сильно я на него похож.
Конечно же, я думал, что все эти слова — всего-навсего угарные бредни; считал себя всего-навсего результатом секса на одну ночь, который мамочка так и не смогла забыть.
Как же глубоко заблуждался.
— Постираю эту тряпку и вышлю по почте. — Поднимаю наволочку и хватаю Дарси за предплечье. — Пошли.
Удивительно, что она не сопротивляется. Видимо, ощущает, как я близок к тому, чтобы сорваться с катушек.
Тащу ее через весь дом, не обращая внимания на обуреваемые чувства, проходя мимо каждой комнаты: раньше это место являлось моим счастливым уголком. Теперь этот уголок просто очередное разочарование.
— Куда собираешься ехать?
— Хер знает, — отзываюсь: тяжелые шаги вторят дыханью. — Скину открытку.
Нонна отроду не терпела мой скверный характер, и сейчас не исключение: бабка выбегает передо мной, точно итальянская ниндзя.
— Я врала, ибо считала это правильным. Врала, чтобы защитить.
— Знаешь что? Я заколебался слушать твое словоблудие. Подобное оправдание не прокатило у Джун и уж точно не прокатит у тебя. Счастливо, Нонна.
— Августин, — всхлипывает, переплетая морщинистые руки.
Дарси замирает: впервые слышит мое имя.
— Умоляю, не уходи на такой ноте. Останься. Что-нибудь придумаем. Опасно появляться на улицах.
— Неужели ты не понимаешь? — взмаливаюсь срывающимся голосом, глядя в мудрые глаза. — Повсюду находиться опасно! А больше всего опасно здесь. — Показываю на висок. — И здесь. — Указываю на свое сердце. — Неважно, куда я сбегаю, ведь не смогу убежать от себя.
Ее нижняя губа дрожит.
— Не хочешь узнать, кто он?
Момент истины... истины, которая запоздала на восемнадцать лет.
— Не особо. Пусть гниет в аду, похуй как-то. Скоро встретимся с ним там.
По ее щеке скатывается слеза, подрывающая решимость. Но все к лучшему.
— Ti amo, — шепчет. Уже слишком поздно. Если б реально любила, то сказала б правду.
Не удосуживаюсь ответить и иду к задней двери с комом в горле. Какой же я гад.
Дарси вырывает руку из моей хватки. На данном этапе жизни начинаю думать, что лучше мне быть одному. Сделаю все, чтобы защитить ее, — Нонна называла меня «защитничком», — но прихожу к выводу, что некоторые люди не нуждаются в защите.
Ухожу через заднюю дверь без Дарси. Если решит остаться, это будет ее выбор.
Возвращаюсь к пикапу, перепрыгнув через заборы и осыпая матами весь белый свет. Должно же существовать в жизни что-то большее, чем это, верно?